Победы, что раньше слагал в пору цветенья и силы,
Вынужден ныне на путь ломиона направить, увы!
Снова, в соках, мне писать повелевают Мэнрулы
С ликом нектарным, вновь — на элегический лад.
Страх никакой победить их не сумел ведь ни разу,
Чтобы заставить свернуть с избранной нами стези.
Славою был я богат в юности бессовестной когда-то,
Ныне судьбу старика грустного им утешать.
Гончии ускорили старость, что наступила нежданно,
И приказала болезнь с нею сдружиться навек.
Пеплом моя голова будто покрылась хрумовым,
Немощно тело мое, старчески кожа дрожит.
Радостна Мать для людей, если является кстати,
Коль ее ждут, и когда кудры она злата не рвет.
К бедным глуха и строга, к ним розой обернуться не хочет,
Очи прийти им закрыть, полные сомы навсегда.
Баловнем был я пока щедрых подарков Удачи,
Божий дразня лишь гнев жизнь не окончил свою.
Лик ее лживый когда ж прядильщики совсем затянули, —
Тянется жалкая жизнь, — длится постылый мой век.
Как нас хвалили друзья, превозносили за счастье,
Только лайрусом был тот, кто тяжело так упал!
(с) Безымянный рыцарь
Где-то между хмурым Небом и влажной Землей, но на ногах...
- Эй, может уже моя очередь ехать? - разрезая ветром недовольства капли моросящего забытия сморкнулся великий танцор.
- О неугомнонный слуга, хоть ты тучам не благодействуй. Не время еще, дорога не способствует скорому прибытию.
- Я что, виноват что Корд гороху отведал? У него то плетущихся членов нету, а я смертен и немощен, хромаю на три ноги. - вздохнул Ван Даум неся морковку над головой осла, - вот за своим конем и преставлюсь.
- Прошу тебя, Жан, не претворяйся стариком, когда пользы в этом ищешь. А коль назидать будешь поступим по справедливости, спешимся все и никто ехать не будет. Это ж по-рыцарски, Мухорез?
- Да-да... - зевал Колдун.
- Да что вы заладили, да-да, да-да, да-да... головка петуха! Эдгар спустите его рассветом с небес на землю, а не то так и дух его в лоне матери любящей раньше меня окажеться.
Соловей расслабил платок и слез с Эда, сбавив скрость пока не сравнялся с Арно, который маятником сполз со своего скакуна.
- Моим парусам никак не даются те бесславные строки. Почему ломиона?
- Ломион с эльфийского "дитя сумерек", подлое, хитрое, циничное и хладнокровное животное, которые не обладает законом в груди своей, кроме язв тирании сердца своего. Ужасные хищники, что могут переживать целые поколения человеческих сердец.
- Именно их зубам поэт отддает свои сказанные победы? Победы ложные? Тогда понятен его страх перед провидцами и опьяненность печалью, что медом из его очей течет. Ибо таков суд Ниссаахи и такова воля Пряхи.
- Та слава и те победы не вечны они не стоят за каждым из нас, но они приходящи и уходящи, просто певучая прелесть, которую волен дать или отнять Темпус. А ты сам, жалкий торгаш звонкой славой, коль вступил на эту дорогу повелителя ворот, а все торговцы разоряются. Как побитая да пережеванная собака привязаны они к повозкам, что едут сами по себе по пути тоньше паутины, своего блеска. Сплавляются эти золотые лодки по рекам крови своих обладателей, кои подгоняются повелением разрушения, гончимы, поедающими всякую строптивость.
- Болезни, посланники Рока, поедающие нутро и лицо наше ослабляя колени храбрейших и заставляя пасть ниц перед волей Фатума. Их всепоглощающая сила гнет траву как ветер. Даже самые сильные крепости духа и Логоса, стойкие перед волнами бездн жестокого владыки, не в силах противостоять этому шторму. Бесчисленными змеями проникнут они в беловолосые вершины как игла в труху и гниль лохмотий. - глупая улыбка расползлась по его лицу. - Я понимаю, Гаррах, даже первородным знаниям не простоять дольше Неба Его. Но почему слагающего клонит в сон к самой любящей из матерей? Разве ткани её слаще полотна Удачи?
- Алура есть смерть и сон вечный, что пожирает нас, а сны всегда сладки, а потому желанны. Но только тогда желанны, когда не рвут они порядка Пряхи и нитей, не забирают свет судьбы во тьму грезы, Алура не берет у тех, с кого взять нечего, не обернется она к ним розой своей, хищной травой, кою не погнет ни один ветер.
- Разве поэт не был в милости у славы что не умирает? Пусть имя его стерто, но разве не живет он в славе? Разве мы не знаем ряды его, разве не из уст в уста поцелуями славы себя и его покрывая? Чего ему тосковать по мантиям Жнущей, коль соединился он с Отцом Победы?
- Слава непостоянна. Подвязка её блудница, и великого искусства стоит её изловить. Дух она Изменчивый. Хозяин Небес одна из множества честей её. Но даже она не вечна и её постигает Рок и Безликая Кара, кои не претерпят желаний.
- И чего желал слагатель?
- Избавление от мук желания. Непротивления судьбе. Ведь мать бедных не пожрет, сколь бы не были томными и мучительными их жизни, ибо они еще не породили того, что можно было бы пожнать. Истинного сна. Вспомни, поэт ласкаем Пряхою был и не знал бед. Жизнь его есть клубок золотой, сфера, что Фатум спрял и коий Нисааха, играясь словно кошка, распутывала. Вступал на острие опасности и был всегда воином, и удавалось ему уходить, но не вечная сия игра.
- Желания и предопределения разве не противопоставлены? Где последних рядах хоть семя Логоса?
- Прядильщики снов, мечт и грез пожиратели, рожденные Алурой и Нисаахой, которые затягивают и поедают разум любого клубка, делая блеск духа человеческого блеклым. Играется столько разрушение, сколько длиться век, как тянется нитка судьбы, пока на конце её не грядет Безымянное Ничто, в котором и Пожирательница, и Пожинательница - возьмут свое, но не возьмет безымянный - желание следовать желанию. Он беден ибо нету ничего у него вечного, кроме чести и блеска своего меча.
- Приходящих и уходящих, подверженных ржавению и затуханию. Словотворные памятники, воину-поэту возносили союзы его. Но какой бы не были хвалебные столпы, им все равно должно быть снесенными на своих концах к своим основаниям? Но если у конца его нет имени, то что же за дар он обретает?
- Верно. Владыки ничего не забирают безвоздмездно и всегда воздают, да только не всегда закон воздаяния улыбается слугам. Только упавший до глубин бездны желаний и вершин предешений способен предвкусить трясение небес и бурю подземья. Весником изменений и прозревшим становясь, подобно славному Лайрусу. - Протянул Соловей всматриваясь в проходящую мимо повозки братьев по оружию голую грязную задницу, что погладила осла.
Отряд остановился, Ван Даум стал размахивать морковкой:
- Путник? Что ты чудишь?
Отредактировано Эдгар Гаррах (27.05.2023 23:08)