28 день Натюриал

Башня темной богини была объята огнем и над ее дворцом сгустились черные тучи, это должно было стать вечером пира и церемонией награждения любимца Шарисии, но все обернулось в прах – по тронному залу проливалась кровь, звенела сталь и предсмертные крики поверженных товарищей генерала  раздирали воздух. Огонь поедал все постройки, казалось, даже каменные стены горели и эльф, что верхом на белом волке пытался прорубить себе коридор к своей госпоже и снова мрак. И вот он стоит у трона древней богини, взмах меча, пронзенное сердце и слова проклятья, обрекшее древнего эльфа на вечные муки, проклятья, что превращало его во время полнолунья в оборотня с тех пор каждый месяц. Злой смех Шарисии, даже поверженной, что пронзал все глубины сознания, разносился по всему тронному залу, и улыбка что застыла на ее лице, и снова тьма.

Рейвена разбудил настойчивый стук незваного гостя по старой деревянной двери, нарушив его кошмары среди ночи.  Такие ужасы он видел почти каждую ночь, забыв что значит спокойный отдых вот уже несколько тысяч лет его существования, где бы он не находился – прошлое не покидало его. Оно не позволяло забыть его предательства, а его подсознание играло с ним все время злую шутку – регулярно напоминая события той битвы, что стала роковой для эльфа. Проснувшись в холодном поту, следопыт снова услышал громкий стук в дверь, незнакомец явно не собирался пересмотреть свою идею окончательно  разбудить постояльцев таверны, что уже спали по всем комнатам после длительного вечернего пира, который бы устроен хозяином таверны в честь своих именин. Следопыт, выругавшись негласно в мыслях, быстро надел штаны из черной кожи и открыл дверь.

На пороге стоял один из молодых парней, прислуживающих для гостей. В руках держал сверток бумаги и небольшой мешочек с монетами, видя явный гнев и недовольство  на лице проснувшегося гостя, только попытался себя оправдать, указывая на важность этого послания, - «Господин, тысяча извинений за мою дерзость, но я не мог ждать наступления утра, сообщение адресовано именно вам, просили передать срочно в руки, лично вам».

- «Вот халера!», - выругался эльф, силой воли ограничивая себя только в этой фразе, держа под контролем весь гнев, который испытывал ко всему миру и только к этому посыльному еще сильнее, чем к остальным. Резким движением руки, недовольный постоялец выхватил сверток бумаги и кошель из протянутой руки испуганного паренька и, не желая его больше видеть, исчез во тьме комнаты, сразу закрыв дверь за собой на все два замка. Зажегши несколько свечей, Рейвен плотнее задвинул занавески у окна и  сразу решил распечатать письмо, на котором была печать Цепи Кровавой Дани.

Рейвена пронзила боль от прочитанного, на мгновение даже перехватило дыхание от такой абсурдности происходящего. Его съедала ярость изнутри, поскольку теперь каждая безымянная воровка, без племени и рода имела наглость назвать себя именем древности, манипулируя умами глупых существ, способных поддаться на эту ложь. Но таковой была реальность, и это было не исправить, но приглашения своих тайных союзников эльф игнорировать не хотел, потому, не дожидаясь первых лучей утреннего рассвета, он начал собираться в путь.

9 Амаре
- «Да, именно так. При всем уважении к вашим источникам, кровавое звено, я не воспринимаю всерьез такие громкие заявление самозванок», - резко заявил эльф, отрезав все доводы могущественного воина культа. Их встреча проходила в закрытом режиме, без посторонних в одной из ритуальных комнат в глубине пещер и туннелей Храмового комплекса богини Шарисии. Рейвен добрался так быстро, как только мог, выбравшись с Терры, что бы самому лично убедиться о поспешности выводов, или же что бы найти очередную ложь, отрицающую реальность и заставить всех остальных в неё поверить? Сложно было сказать.

- «Ты правильно сказал – самозванок!» - прорычал Шархас, желая подзадорить своего гостья, которого они уже заждались в культе, чтобы сообщить ему саму суть всего происходящего в этой остановке. «Эта ничем не лучше иных, скажи честно, сколько ты встречал на своем пути таких – десятки, а может сотню? Поверю. Но сколько из них могли своей изворотливостью покорить аэри и настолько сильно, что бы стать императрицей Агкхала, м? Много ты знаешь таких?».

Рейвен не стал ничего отвечать собеседнику, продолжая рассматривать реликты, тщательно расставленные на полках, которые служили инвентарем и инструментом разного назначения во время жертвоприношений или различных церемоний в честь Шарисии. Эльф будто решил проигнорировать все аргументы, понимая, что его хотят втянуть в это дело, втянуть в политику. Дань подталкивала его на поступки, которые в их трактовках обозначались как меньшее зло, во имя справедливости и процветания, но Рейвен был другим, не разделявшим принципы Дани. Их Храмы служили для него не чем иным, как склепом, в который древний  генерал наведывался лишь воздать честь в память о прошлом, но не больше.

- «У тебя богатое прошлое, старый друг и нет мастеров тебе подобных, которые могли бы распознать ложь и определить истину. Дань поручила мне курировать дело по этой лжебогине, и спустя столько времени у нас нет точного ответа на главный вопрос – кто она на самом деле? Потому именно тебя я прошу принять участие в назначенной встрече с этой воровкой из Вейтрала, я заплачу золотом! Вот тебе все сведения которые мы смогли о ней раздобыть»,


- тигран протянул свитки Рейвену, сам же адепт говорил очень раздельно и вдумчиво, что даже для него было не привычным, но дело, которое завело его самого в тупик, не освобождало от необходимости найти ответ для Рубинового Звена.

- «Я не в загадки с ней приехал сюда играть, Шархас», - прошипел Рейвен, давая понять собеседнику, что пустая болтовня его не интересует, тем более с богохульницей.

- «Конечно, нет, но она уже скоро пребудет в Храм, и я от лица всей организации прошу разгадать для нас эту загадку – кто она, и если она не Шарисия, убей ее. Этот заказ мы оплатим тебе золотом». Тигран пытался купить древнего эльфа, ведь даже в самом культе не было однозначного мнения, кем была эта многоликая, но убийство этой женщины руками Шархаса или его агентами могло понести раскол в рядах культа, а Рейвен… ему можно было заплатить и отпустить на все стороны, и эльф это тоже понимал.

Рейвен лишь молча кивнул и, как всегда, он был немногословен.

10 Теарсис
Прибытие гостьи в город при главном Храме не стало для эльфа какой-нибудь неожиданностью, напротив он очень надеялся что официальное приглашение от культа Кровавой Дани сыграет на тщеславии воровки и она допустит тактическую ошибку в этой встрече – согласиться на неё. Тщеславие и гордость были ужасной силой для смертных, коими истинный эльф считал представителей всех рас, силой, которая сопровождала всех на подъёме в гору, для покорения вершины, той самой заведомой мечты для каждого. Вот только набрав скорость, остановиться было уже невозможно, потому многие достигая цели срывались в самую бездну пропасти и разбивались на смерть, позволяя завистникам плясать на своих костях. Рейвен видел такие эпизоды уже сотни раз за свои 6000 лет жизни, эти эпизоды были разных масштабов, но абсолютно одинаковыми. Женщину, родом из Вейтрала он не рассматривал, как исключение. Иного объяснения он не мог найти тому, что многоликая согласилась пойти на встречу навязанную условиями Цепи, без охраны, без какой-либо защиты. Быть может она надеялась на прихвостней аэри, но они были далеко и их присутствие исключалось условиями встречи, только лишь она и эльф, один на один, разве только она сама себе внушила, что является древним божеством, иного лоического объяснения быть не могло, его просто не было.

За последнее время случилось столько катастроф, казалось бы, хаос опутал всю пустыню. Конфликт, который рисковал перерасти в новую глобальную войну, посеял неразбериху в этом крае, но, как известно, хаос – это лестница, по которой, взбираясь, одни достигают цели, а иные срываются и исчезают в небытие. Вот и нынешняя ситуация спровоцировала конфликт между тигранами и аэри, еще следопыт слышал, что в борьбу могут быть втянуты эльфы Эларии, как говорили в древности – «Бедна та земля, что нуждается в героях». Ведь в один миг они способны сбросить с себя маски и стать тиранами для тех, кому клялись служить и кого честью должны были защищать. Про последнее положение, Рейвен знал не понаслышке, его регулярно продолжали мучать и ужасать сны о событиях той ужасной ночи, когда он поднял меч на ту, которой клялся служить. Которую никогда не должен был оставить, ту, которую обещал любить, но в порыве справедливости и ясного ума умертвил своими собственными руками. Даже сейчас, казалось, когда он прикрыл глаза, сидя за небольшим столом, смотря на пустой трон, который по пророчествам тигранов из Цепи должна была вновь воссесть кровавая богиня, наемник видел ту самую картину из прошлого - себя со стороны, заносящим меч в один миг, а в другой вонзающим его в сердце владычицы тьмы. За миг до смерти успевшей проклясть эльфа до этих самых дней, в которые он продолжал свое существование.

Тогда он был героем, но после стал никем, прежде всего для себя самого, ведь какая смерть сравнится с тою, когда убив себя самого, продолжаешь жить, да что там жить, скитаться. Быть наемником, учителем и следопытом, чтобы забраться на вершину гор и там остаться до конца, но одним из сторон этого проклятия было его бессмертие, а точнее отсутствие старения организма на протяжении семи тысяч лет. Наемник прекрасно понимал, на что может себя обречь, когда пошел против госпожи, то и получил. С тех давних пор многие злодейки и ведьмы пытались, пользуясь нехитрыми приемами магии присвоить себе имя падшей богини тьмы, и если Рейвен и не получал «заказов» на таких самозванок, то брался за эти дела сам лично и уничтожал их, посмевших назваться именем великой. Никогда эльф не терпел подобного тщеславия смертных, пусть те недалекие аэри называли себя божествами, но они хотя бы создавали культы самих себя и себе подобных существ, понимая и помня чьей волей они произошли, но никто не смел себе присвоить имя Шарисии, повелительницы тьмы. Потому фраза младшего адепта, что «Шарисия уже в городе», вызвала лишь ироническую ухмылку, наполненную ненависти и сарказма на лице эльфа. Стоило подчеркнуть, что изученные сведения агентов Кровавой Дани про эту ипостасью немного расширили его осведомленность о персоне, с которой он вот-вот уже встретиться лицом к лицу. Рейвен и кровавая секта сотрудничали уже продолжительное время, ведь эльф догадывался что наступит тот день и сестры вновь вернуться в этот мир и все культы, которые будут ждать темное божество должны первыми уничтожать всех самозванок.

Именно по этой самой причине, наемник откликнулся на просьбу своих давних друзей из Цепи Кровавой, что бы не ему не в одиночку выслеживать самозванку, но что бы она сама явилась и тогда все станет на свои места. Да и в древней гильдии понимали, что если она настоящая, чего точно никто не брался утверждать, женщина, как минимум, узнает переговорщика, потому что они знали его тайну, они знали кто он, тот, который помог основать ее. Рейвен знал и то, что по всему Сайрону существовали те самые осколки, которые были частью богинь древности, да он мог попытаться сам отыскать и восстановить величие древних, но как показала практика, мир не был готов к возвращению темной повелительницы. Оставался лишь вопрос в том, кого сейчас увидит генерал – очередную самозванку, которая заигралась в богиню и стала самоуверенной настолько, что проигнорировала вопросы своей безопасности, в таком случае ее должны были убить. Если же девушка действительно была той, за которую себя выдает, это должен был понять он сам, ведь никто из прежних, кто остался жив и пережил Шарисию, не был ей так предан, не знал ее привычек, манер и жестов.

Надоело ждать, а может просто сидеть на одном месте в этом помещении, которое было выделено для этих переговоров, стоит заметить, не очень даже освещенное, поскольку факелы были расставлены не на каждой колоне, возможно, так было с умыслом, как напоминание, что только мрак царит здесь, пока его не сменить повелительница тьмы. Эльф прошелся к трону, снова видя перед собой тот страшный эпизод, а после, тьму забвение. Небольшая дрожь неожиданно прошла по телу, когда он провел осторожно рукой по трону, что был по среди этого помещения, то ли вспоминая, или же прощаясь вновь с тем, что сам видел в своем сознании, той памяти прошлого.

Наконец вдали послышались шаги, длинные коридоры и каменные полы не блистали гением звукоизоляции и не были предназначены для тихой ходьбы. Как и говорилось раньше, для самозванки это была ловушка, потому как подобных масштабов тщеславия, в которых укоренилась обманщица, секта не могла больше игнорировать. Потому у эльфа был при себе меч, тот самый, что служил для него живой памятью проклятия древности, памятью любви и предательства, что осталась с ним сквозь века.

Отредактировано Рейвен (06.06.2021 02:49)

Странник был сосредоточен на троне Шарисии настолько сильно, что его концентрация сыграла с ним неприятную, отчасти даже злую шутку. Так очень часто происходит, когда жители Сайрона ждут великого чуда, некого знамения или знака, но так и не замечают на самом деле, что происходит вокруг. Чего ждал Рейвен, что сейчас храм наполнится дымом и огонь возгорится на месте престола, может разверзнется земля и из ее глубин выйдет божество древности? – Нет. Этого не произошло и никогда не произойдёт, так думал странник, а если бы и случилось подобное, он бы воспринимал это как магию или иллюзию, слишком много он видел подобных вещей за свой век жизни.
Первое появление Шарисии перед Рейвеном его впечатлило лишь ее спокойствием, по воровке было видно что ее взгляд был изучающим, читались нотки надменности и из себя она ничего кроме воровки на первый взгялд не представляла, но только лишь на первый взгляд. Эльф был генералом древней богини не спроста, ведь ему как воеводе приходилось раньше вести полка армии, он сражался на стороне двух сестер поочередно и его взгляд всегда был обращен на поиск слабых мест, разработке обманных маневров на поле боя. Рейавеном восхищались и ненавидели одновременно, возможно и Шарисия еще тогда посчитала что своего врага лучше держать под полным контролем и держать близко к самой себе, сделать его своим любовником. Тогда его стали бояться еще сильнее, что бы еще сильнее ненавидеть а потом забыть…
История крайне жестока и беспощадна к своим героям и их пособникам, ведь что можно увидеть в пустыне, когда смотришь на руины древних городов? – только пепел и песок, призраков прошлого, и несколько имен которые призрачно связанны с величием. Но вот ирония – всех настоящих героев история и пески времени порабощают в небытие и их имена уходят с языков бардов и из песен девиц в хороводах. Так произошло и с эльфом – он составлял основной костяк в армиях богини, беспощадно разделывался и уничтожал ее врагов, никто не мог противостоять ему, но все это происходило лишь во имя любимой, пока чары не развеялись и не позволили ему отомстить. В тот самый момент когда он пронзил ее сердце, он потерял не только покровительницу, не только любимую, он пронзил себя самого и тех пор был обречен нести последствия той ночи на своей печати проклятья.
Вопрос заданный гостьей позабавил эльфа, ведь воровка не могла знать точно выйдет ли она живой, но смерти не боялась, очевидным было ее спокойствие, будто смерть это не конец а всего лишь продолжение чего-то большего, это понимал и Рейвен, вот только кто такая была эта воровка что приняла этот фактор во внимание. Воровки были изящными и изворотливыми только лишь для одной цели – уйти, как раз избежать той самой смерти, которая рано или поздно их все равно постигала, а Шарисия начала с конца.
- «Солдаты умирают на поле боя, среди своих товарищей и с орудием в руках, это глупо но они даже боятся потерять меч, выронить его из рук умирая», - Рейвен наконец оторвал взгляд от престола, на который смотрел до последнего, до конца игнорирую гостью. «Жрицы умирают, исполняя священные догмы древних писаний, что бы боги были к ним благосклонны более после смерти, нежели при жизни, для них все лишения мира только в честь и радость», - здесь эльф говорил о жрицах и монахах разных исповеданий, не привязываясь вообще ник одному из сект.  «Иначе умирают рабы, бунтари и преступники, с ними расправляются с особой жестокостью вельможи, дабы на слабых продемонстрировать свою жестокость и власть, коими их наградили богини древности, над ними проводят пытки, и умирают они, предпочитая дар смерти всем богатствам на этой земле, лишь бы только они закончили дышать», - Рейвен смотрел в глаза женщины, и пристально всматривался в их глубину, будто бы в само сознание, хотя и магией он не владел, но его умение читать жителей разных рас была неоспоримой. «Совсем иначе погибают короли и королевы, правители и богини, умирают при жизни как бы и не живя, они умирают в своих подчиненных, их при жизни губит власть и богатство делает их живыми мертвецами, они умирают всю жизнь и даже после смерти их души покоя не находят, их преследуют те зверства что они творили. Каждый умирает сообразно своей жизни, но что мертво умереть не может», - подвел итог своему монологу эльф, понимая что собеседница будет язвить, иронизировать его слова.
-«И как тебе кажется, какой смертью ты закончишь эту жизнь?» - эльф задал правильный вопрос, давая понять гостье, что он ее расценивает по своему, его восприятие отличалось от тигранов, и уж тем более он не был наемным убийцей, одна же его вопрос оставлял определенную отсылку к событиям прошлого, знать которое могла настоящая Шарисия, отсылку к смерти божества древности на троне.

Рейвен никогда не был дипломатом, тем более эльф никогда не отличался многословием, за него красноречивее всегда говорил клинок, сталь и смерть врагов – вот что было важно. Остальное он считал уделом и необходимостью для королей и правительниц в этом веке, которые должны были взойти на вершину своего правления, так же и скатится с нее, уступая место для следующих поколений. Однако, несмотря на пренебрежение долгой болтовне, он понимал и то, что нужное слово или мысль, высказанная корректно способна поставить в тупик человека в поле, или отравить противника даже без яда. Словом, сказанным вначале, можно было предрешить исход поединка, который даже еще не начался и победитель только временем лишь приближал бы к себе неизбежный триумф.
Своими словами он аккуратно задал тон разговору, что бы провести мыслями собеседницу по пути смерти, боли и страданий. Эльф видел много живых существ, особенно на последних мгновениях жизни, ими были короли и рабы, солдаты и дворяне и все менялись до неузнаваемости, когда они понимали что вот он конец. Последние слова всегда раскрывались суть, проливали свет или раскрывали истинные мотивы громких поступков, последние слова были словами перед смертью, про которую сейчас и шел разговор. Поставленный вопрос про желанный способ умереть не был ловушкой в привычном роде этого понятия, скорее прием открытого вопроса, что бы услышать какие намерения вынашивает в себе собеседница. Параллельно ответу женщины, незнакомец продолжал  вслушиваться в дыхание гостьи, понять степень ее волнения, ведь не могла же она быть абсолютно спокойной, пусть он не боялся смерти, но воровке было что терять, в ее ответе она сама дала это понять.
- «Идеальный…» - как бы в пустоту произнес собеседник, повторяя интонацию гостьи, пытаясь понять тот смысл, который она вложила в эти слова при разговоре с ним. – «Шарисия древности погибла от руки своего генерала, как рассказывают легенды…», - Рейвен подошел ближе к трону, взяв в руки свой меч, который был у него с тех самых давних пор, будто переигрывая все происходящее, то, что происходило в ту древнюю эпоху. – «Она сидела на своем престоле, древние сказания знают многие. И когда ее сердце было рассечено лезвием, она не считала эту смерть идеальной, есть летописи, которые утверждают, что для богини это был кромешный ужас, потому что она никогда не подозревала что умрет от руки своего возлюбленного». Рейвен вновь обратил свое внимание на гостью, которую пытался разгадать. Но опыт прошлого не позволял переговорщику допускать скоропостижные выводы и, видя перед собой, по меньшей мере, десяток самозванок, не спешил возводить очередную в сан признанных. – «Должно быть, ты ужасная любовница или жена, если надеешься заслужить такую смерть от руки любящего тебя существа, у каждой расы свои особенности, но даже не все короли удостоились самоубийства, а тебе – смертной, не думаю, что предоставят такую честь. Или какую угрозу нужно представлять собой, что бы даже любимый пошел на спасение всея мира, помог бы тебе спиной упасть на отравленный кинжал?», - легкая ирония смешалась с мыслями, он не хотел провоцировать.
- «Представь что здесь, и прямо в этом храме ты умрешь от моей руки и… всё. Не бывать твоей идеальной смерти больше никогда, что же тогда будешь делать?», - если бы этот вопрос можно было изобразить напитком, древний генерал бы смешал всего, лишь два компонента – иронию и насмешку. Переговорщик понимал, что черноволосая воровка тоже слегка насмехается над ним, но здесь они не встретились издеваться друг над другом, ставки были куда более высокими.

Рейвен отметил несколько важных моментов в собеседнице, которая отличилась исключительным бесстрашием или редкостной глупостью, прейдя сама на переговоры с незнакомцем. Во-первых, она отвечала и реагировала только нате фразы, из которых могла попытаться повернут разговор в свою пользу, избегая осознанно или игнорируя фразу, на которые предпочитала не обращать внимания. Во-вторых, многоликая держалась весьма достойно, видны были навыки держать взгляд прямо, надменный тон в разговоре свидетельствовал, что подобные патовые ситуации она встречала часто и сама их смело инициировала. И последнее, что заметил в женщине древний эльф – ее слова по вероятной стратегии древней госпожи, что могло объяснить ее уловку не проиграть, а использовать своего любовника, как инструмент и повод для временного выхода из игры на то время.
- Кому какое дело было до того, что говорят люди и вообще, все остальные? Неужели древнему генералу было дело до других, перед тем как занести взмах меча и точно поразить Шарисию? – Нет. А что же ты?
Эльф легким движением вложил меч в ножны и приблизился к многоликой, обходя ее кругом, оценивающе осматривая ее, давая оценку ее бесстрашию и испытывая ее нервы молчанием. Стоило отдать женщине должное, выглядела она абсолютно спокойно, но Рейвен понимал, что все далеко не так просто как это кажется на первый взгляд.
- Назови себя, чужестранка. Любой уважающий себя человек или существо носит имя, даже простолюдин, пусть даже и шут, но именем обладает с рождения. Но все вещи необходимо называть своими именами, а страх перед именем усиливает страх перед тем, кто его носит. Так назови себя по имени, незнакомка.
Последнюю фразу Рейвен сказал не как манипулятор или переговорщик, стоило признать, он был больше воином и аристократа из него бы не вышло. Но вот речь об имени для него стояла на особенном счету, и сказал последние слова он довольно искренно, понимая, что в слоге речи собеседница подкована хорошо, но себя до этого момента назвать так, и не удосужилась полностью, во всем полном имени.
Эльф остановился напротив Шарисии, и смотрел ей в глаза, пытаясь ее прочесть в последующем ответе больше, чем она могла бы сказать. Ведь Рейвен уже отметил для себя, что те дюжины несчастных самозванок явно рядом не стояли с его собеседницей, и теперь от дальнейшего разговора завесил исход их встречи.

Разговор между собеседниками проходил по принципу спирали – можно быть уверенным в большом выборе маневров, думать, что каждый может иметь преимущество, даже задавать тон диалога, но в конечном итоге, все следует по кругу, приближаясь к той самой точке, за которой последует молчание и долгие взгляды друг на друга. Однако же, никто не хотел торопить наступление этой паузы, ведь к чему спешить к неизбежному, ежели оно само наступит. Сейчас эльф был осторожным. Переговорщик мог себе позволить припугнуть собеседницу, надавать на нее, позволил себе слегка насмехаться, но одного он не имел права позволить себе – потерять бдительность. Рейвен не мог до конца понять, кто перед ним находился, какие секреты или безумие хранила в своих мыслях брюнетка, но внешняя картина свидетельствовала не о самом лучшем положении. Женщина будто бы была тенью, которая имела за собой историю длинною в вечность, вначале генерал сомневался в этом, потому и проверил ее именем. Многие существа, которые не представляли собою ровным счетом ничего стремились выкрикивать и горлопанить о себе на всех краях улиц, и лишь те, кому было что скрывать, кому было что забыть, кто боялся что-либо потерять – молчали и до последнего уходили от  ответов за себя.
– Упростить? – с ироничной улыбкой переспросил эльф, - ты думаешь, я нахожусь здесь, что бы упростить себе жизнь? – Рейвен сделал два шага вперед, подошел почти вплотную к женщине, был один из трюков проломить самоуверенность оппонента, нарушая его личное пространство, таким приемам, особенно когда они сопровождались пристальными взглядами, довольно таки не каждый мог противостоять, сохраняя видимый покой.
- Я пришел сюда, - наклонившись к уху многоликой, шептал Рейвен, - что бы усложнить эту жизнь тебе и только от тебя зависит, каким образом это произойдёт. – Звучали слова пусть и тихо, но весьма импульсивно, так что могли вспугнуть даже чудовища, своей стальной выдержкой. Впрочем, даже сам эльф не подозревал, насколько он оказался прав на тот момент, и даже Шарисии этого не дано было понять.
Рейвен, резко развернулся от собеседницы, повернувшись к ней спиной, сделал несколько шагов в сторону престола. – Отдам тебе должное, ты меня не обманываешь, - эльф вновь повернулся к собеседнице, - по этой земле ходили многие великие женщины, одна из них однажды сказала - «Я никогда никого не обманывала. Но я позволяла людям обманываться. Они не очень старались узнать, кто я на самом деле. Зато легко придумывали меня. И я даже готова поспорить с ними. Они любят и боятся меня такую, какой я никогда не была. А когда они обнаружат это, то обвинят меня в обмане.», - цитировал слово в слово он слова своей бывшей госпожи, которые однажды она ему сказала наедине, когда они были еще близки.
- Кого ты перед собой видишь? – сейчас Рейв сменил подход, ведь если брюнетка не смогла назвать саму себя, он предложил ей, многоликой назвать его собственно самой.

Рейвен продолжал изучать собеседницу во время разговора, как в любом танце партнер изучает свою партнершу во время ее движений, техники танца, ее актерского мастерства. Стоило заметить, что эльф и сражения на мечах всегда воспринимал как танец, жёсткий, где сталь оканчивала партию оппонента, а не аплодисменты, это было куда интереснее – больше адреналина, отточенные движения в парном бою и смерть в конце вымотанного противника после успешной подсечки. Встреча этих двух чудовищ в корне ситуацию не изменила, разве что декорации и приемы были иными – вместо противника на арене, или партнерши на сцене театра была многоликая. Вместо мечей и звона стали – слова, которые ранят и убивают до самого естества, выматывают больше рваных ран, и язык которым они уничтожали друг друга, но никто из них не собирался вывести оппонента из игры, скорее это была смесь коктейля из садизма и интриг, присыпанным порцией высокомерия.
Партия многоликой заслуживала внимания, она его требовала, по этой короткой беседе, уж тем более по легкому движению языка по верхней губе, было очевидной ее жажда власти, удовольствия и интриг. Черноволосая собеседница была властной и привыкла получать то, чего хочет, добиваясь этого любыми путями и средствами, беспощадно идя к своей цели, такие страшные существа могли с легкостью перемолоть в пыль пустыни целые города, им не было дела до искупления или боли прошлого. Эльф понимал, что его собеседница играет словами, назвав его абсолютно всеми именами, кто ее окружает. Будто воровка видит в незнакомце отражение всего своего окружения, но это лишь потому, что она его совсем не знает, его повадок, истории и проклятья.
- Ты женщина, о которой мужчина может только мечтать. Я виноват лишь в том, что мечтать, не способен. – Подобных слов из ее окружения, где бы она ни была – в Агкхале или Савурри, ей никто не смел говорить, наверняка она всегда привыкла слышать лишь слово «да», кем бы она не была, но Рейвен не собирался отдавать преимущество собеседнице, только из-за ее приемов и попыток доминировать в этом поединке.
- Всё мимо,  - с хрипом резюмировал ее догадки древний генерал, - Я не бедный рыцарь, а ты не прекрасная принцесса.

Никогда прежде подобных вопросов не задавали на переговорах, в которых эльфу приходилось принимать участие, как телохранителю или в качестве случайным свидетелем. Тем более, никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя было говорить три вещи – чего ты хочешь от происходящей обстановки, что думаешь, об окружающих людях и о чем мечтаешь. Ответы могли быть теми тузами, которыми можно будет манипулировать в последующем ходе разговора, и если переговорщик умный, то заметит это, а если нет, тогда чего ради чего пребывание на данном мероприятии?
Эльф посмотрел снова в глаза приближающейся женщины. Потом другой. Воин отслеживал поведение тела ровно так же, как и тональность голоса незнакомки, впрочем, назвать такой он ее не стал. За этот короткий промежуток времени они показали себя в достаточной мере, что бы иметь друг о друге то не большое представление, по которому можно было понимать, кто перед ними стоит. А уловки многоликой лишь только больше и сильнее отбрасывали сознание эльфа обратно к образу Шарисии, его любимой, которую клялся защищать, которую сам и убил своими же руками. Сейчас он сомневался, что гостья на переговорах была именно той, за кого себя выдавала, притом, что и назвать себя она не хотела, но Рейвен все еще воспринимал ее самозванкой.
Последнюю ведьму, сумасшедшую он убил, когда так же само приблизилась к нему и спровоцировала подобным вопросом, ответом на который стал кинжал в сердце. Брюнетка не могла того знать, что сейчас в точности шла по судьбе той несчастной, однако все пошло иначе…
Когда многоликая сделала второй шаг, его рука мысленно потянулась к мечу в ножнах, что бы одним ударом снести ее голову, это должно было произойти, это было необходимо как в ту ночь, когда престол… молния… проклятье… и волчий вой. Слова многоликой о забавности сложившейся ситуации вернули его из мимолетного воспоминания, в которое погрузилось сознание генерала и вдруг, ему показались те же глаза, тот же взгляд из глубокой древности, что были в его памяти, что болью отдавали каждый раз, когда он был с другой. Сплетенье рук… слиянье тел…
Рейвен не задумываясь над вопросом брюнетки, сделал шаг вперед ловя на себе внимательный взгляд собеседницы, в последний миг, понимая, что дыхание участилось, в груди прошло легкое покалывание и тогда он осторожно отодвинул прядь ее темных волос. Во взгляде мелькнула нехарактерная для него, всегда такого серьезного и непреклонного, нежность, и, не удержавшись, он прикрыл глаза, когда правая рука нежно коснулась ее спины, и сам уверенно потянулся к ее вишневым губам. Прикосновение было хоть и властным, но и осторожным.
Левая рука потянулась к рукояти меча и обхватила ее, желая одним движением закончить все происходящее, положить всему конец, но… эльф не позволил себе осуществить эту задумку, когда ее сладкие губы вернули его в покои Шарисии, где они наслаждались вместе и отдавались, как в последний раз.

Всему рано или поздно приходит конец, хотят ли того живущие существа или нет, и никто не смог бы предугадать чем закончится выпад эльфа, которым он решил проверить собеседницу на прочность. Здесь нужно было соблюдать ту тонкую грань, на которой граничили холодный расчет и пылкая страсть. Слегка поддавшись последней, странник отчасти был благодарен, что незнакомка сама окончила эту пытку и решила собраться силами продолжать разговор. На один лишь момент ему показалось, что перед ним находится его древняя покровительница, будто все могло повториться снова, ему показалось, что… да, показалось. Оставался немой вопрос в его голове, станет ли он тем самым палачом, который исполнит приговор? – Сейчас не было ответа. Но только ради этого чувства, которое пробудило в нем пылкость древней эпохи, которое напомнило о прошлом, мысль привести приговор в действие была отложена.
- Мастерство приходит лишь с опытом, - парировал генерал насмешку воровки про исполнение поцелуя, оставляя ей простор для полета мыслей, кому опыта недостает, а кто им владел в большом избытке. – Но себе не ври, ты запомнишь этот миг надолго, - хриплым голосом резюмировал мужчина.
Однако сам эльф сейчас уже не хотел подвергать себя риску, понимая, что его попытка испытать на прочность собеседницу и провести манипуляцию чувств неожиданно чуть не сыграла против него самого, а пока, что было неизвестно происхождение воровки, подобные ошибки могли стать фатальными. Но вопрос, который многоликая задала, был уже ее стихией. Сразу виделась ее хватка и желание владеть, перехватывать инициативы в поединке так быстро, насколько это представлялось возможным. Можно было лишь предположить, что ее поцелуй вообще никак не затронул, ни чувств, ни эмоций, ничего, однако эльф догадывался, что всё происходит ровным счетом наоборот, и таким образом просто предпринята попытка срочно отвести внимание от себя самой.
- В этой проклятой жизни, я находил понимание с тварями, о существовании которых ты себе, и представить не можешь.  – эльф смотрел на собеседницу, будто видел перед собой все множество этих лиц прямо перед собой, в ее глазах. - Половина из них мерзавцы и шуты, которые пользуются властью, не имея ее. Другие же, полные идиоты и маразматики, верящие, что они боги. – Сейчас генерал сделал паузу, давая возможность многоликой самой понять, как он к ней относится, и понять, чего он хочет.
- Потому и с тобой я найду общий язык.

Разве можно было обвинить воровку в ее поступке, быть может некто мог бы назвать ее действия неожиданными, или вводящими в ступор своего собеседника. Может кто со стороны, будучи наблюдателем из тигранов и смог бы, поскольку они никто не знали, что такое женщина и, уж тем более, Шарисия – древняя богиня тьмы и хаоса. А ведь эльф сознательно пошел на этот шаг, достаточно ясно обрисовав для себя ее гордость и высоту ее личности, что бы постараться предугадать ее дальнейшие поступки. Древний странник был опытным дуэлянтом, и сейчас успешно предпринял попытку высмеивания с легкой толикой издевательства своей собеседницы. Подобно охотнику, который долгое время выслеживает свою жертву, и даже найдя который будет изучать ее повадки, образ поведения и модель мышления в естественной среде. Будет терпеть и выжидать когда придет время действовать, и тогда он точно будет быть не по самой жертве, а по траектории ее побега от удара, что бы хищник сам напоролся на холодную сталь клинка своего предназначения.
Неужели Рейвен пришел в замешательство? – Нисколько, он прорабатывал несколько вариантов, что сможет сделать женщина после повышения градуса в разговоре, и сценарий выбранный был, пусть и не самым честным. Однако, и не критичным из допустимых вариантов ее ловцом, в силки которого она устремилась сама того не осознавая. Всему было свое время, перед тем как обнажить сталь, воины всегда прибегали к демонстрации силы, и каждый выбирал методы сам, однако действия должны были начаться рано или поздно.
Когда едкий дым заполнил помещение храма, а скорее усыпальницы, Рейвен сразу начал движение к трону, который находился у самой стены напротив. Голос брюнетки эхом доносился эхом, теперь уже она выбрала позицию охотницы, окончательно осознавая, что загнана в угол только подобными действиями может перетянуть инициативу на свою сторону. Это было логично и предсказуемо, эльф бы и сам так поступил, но сейчас было все несколько иначе. Смех воровки заливал пространство помещения, когда генерал уже облокотился о спинку престола, но понял, что из-за дыма щемят глаза и  в следующий миг, стиснул их и опустился на одно колено, что бы сосредоточится. За все свою жизнь ему многократно приходилось сражаться в темноте, где дело распознания движения стали в воздухе, рассекающим его было вопросом жизни и смерти, где каждый вдох и выдох выдавали противника из-за спины или по флангу.
И сейчас чувство не подвело древнего воина. Неосторожный шаг жертвы выдал женщину возле одной из колон, и медлить было нельзя, был тот самый момент для действия. Быстрым движением странник выхватил из пояса небольшой шар с фитилем, запалив у жаровни подле трона бросил к одной из колон. Взрыв произошел в воздухе, который высвободил всю серебряную пыль в воздух, смешанную с липкой жидкостью. Сразу после вспышки, трех прыжков охотнику хватило, что бы добраться до жертвы. Наверняка Шарисия не ожидала такой реакции от своего оппонента, но он был гораздо быстрее многих из ее окружения, если не всех. Рейвен не стеснялся демонстрировать свои способности по умению вычислить и обескуражить.
Оказавшись возле силуэта, вырисованного в воздухе, полностью идентичного чертам воровки, легкая подсечка ногой, и женщина оказалась на каменном полу.
- Только не смей плакать, прекрасная госпожа. Слезы вредят красоте… - довольно сдержанно резюмировал эльф попытку воровки уйти в тень, осознавая ее растерянность, он призывал ее к капитуляции, протянув руку, предлагаю помочь подняться на ноги.
- Не вздумай браться за клинок, - предупредил Рейвен, понимая, что ее арсенал может таить еще и другие фокусы, и тогда  их противостояние перейдёт на другой уровень. – И помни, воровка, монстром делает не облик.
Жест протянутой руки давай воровке свободный выбор, усугубить ситуацию или быть умнее на условиях древнего эльфа.

Судьба часто диктует свои собственные порядки, игнорировать которые не может даже самый могущественный правитель, конюх ли воин. Но и это не мешает каждому из живущих рас убеждать себя, как бы, навязывая мысль о бесконечном превосходстве над другими, что центр всей вселенной сосредоточен именно на них. Часто все сливает в единый карнавал безумия и пьесу маскарада, в которых сейчас ты отыгрываешь  последнего мерзавца, способного уничтожить грудного ребенка на руках его матери, а следующий акт требует от того же быть милосердным лекарем, спасающим невинных. Разница лишь в том, как расценивается эта игра каждым из желающих примерять на себе ее роль, ее правила и порядки, и мало кто из присутствующих заметит, что вся публика повязана невидимыми нитями. Опасность лишь в самообмане, что будто на публике люди, которые сами все решают, вершат судьбы… как это глупо.
И пусть любой, кто видит правду и знает суть игры, хоть раз там побывавший клянется и зарекается, что будет держаться всегда на расстоянии от этого безумия, в итоге снова и снова обречен, ввязываться в эту мерзость, понимая, что этого никому и никогда не избежать. Так и Рейвен, подобно разбитому кораблю, потерпевшему крушение в бурях шторма, будучи разбит волнами надеялся больше никогда не видеть этого безумия, снова погружался в эту трясину. Но, только взявши в руки меч, воин может вновь вспомнить азарт поля боя, лишь эльф, вернувшись в свою стихию леса, может вспомнить, как дышать. И только Рейвен, который вновь встретился с той, которую клялся убить, а убив, не смог себя простить, вновь вспомнил какого это, быть рядом с ней.
Что же делала Шарисия? – играла. Будучи вплетенной во все тонкости политики, придворных интриг, она наслаждалась и брала от случая все возможное, потому что не боялась смерти, ведь сметные боятся смерти только из-за пустоты, наступающей после. Шарисия давно вкусила эту пустоту, потому и бояться ей уже нечего. Воровка заигралась в чувствах и погрязла в слабостях, которыми, как масками, хороводили окружающие ее приспешники, желая угодить, видя в ней лишь возможности для себя, которых они могут достичь, совершенно не думая о ней.
Эльф поддался игривому поцелую женщины, вновь испытывая вкус ее губ, сводящий с ума его разум, но слишком хорошему, что бы быть действительным, настоящим или искренним. Скорее это была пыль в глазах, попытка построить иллюзию, некий карточный домик для вида и красоты, способный обрушиться от малейшего движения воздуха, но… сейчас он давал себе отчёт в намерениях многоликой. Не сказать, что эльфу были чужды женское тепло, наслаждения изящества женской красоты, уж за эти тысячи лет он видел многое.
- Любой славный мальчишка может нацепить у пояса саблю и носиться с ней, изображать какой он грозный. А моя сабля обещает, что если я её выну, прольется кровь и покатятся головы.
Пользуясь моментом, как бы дегустатор, он расценивающим взглядом окинул всю черноволосую женщину взглядом, даже не пренебрег еще одним поцелуем, только сейчас испробовав на вкус кожу ее шеи, чувствуя игривую дрожь по ее телу, он снова продолжил.
- А твоя голова дорогого стоит, хотя и не многим умнее глупого мальчишки, раз уж сама Шарисия решила прийти на встречу к своему бывшему сподвижнику, от чьих рук и клинка однажды скатилась ее собственная голова. – сейчас эльф находился ближе к воровке, чем кто бы то ни был, - Да, я именно тот самый Рейвен, глупый мальчишка, который одним ударом отсек голову темной богине своим «Жнецом душ», осколком которой ты сейчас отмечена, Шарисия.
Несмотря на долгую прелюдию, длившуюся до этого момента, сейчас эльф говорил серьезно, и не было даже намека на то, что он пытается блефовать. Ход был сделан, который окончательно оборвал возможность сдать обратную после вступления в короновал. И сожжен был не только мост для отступления, были обрезаны все нити для манипуляций над собой, поскольку он назвал себя сам, поставив гостью не в самое выгодное для нее положение. Но совсем не сомневался в способностях собеседницы выкрутиться, в конце концов, не редко случалось, что нити фигур переплетались между собой в этом маскараде.

Генерал древности действительно манерами не походил на кавалеров из окружения женщины, которую, как он понимал, постоянно окружали представители свиты аэри. Многие были наслышаны об их кодексах поведения и манерах, и как бы это не звучало удивительно, но у аэри они действительно были. А что же Рейвен, кем был он? – воином, тенью и мифом, который был тылом богини, сначала одной, потом и другой. Головорезом, который хладнокровно лишал врагов богинь жизней, не изощряясь над жертвами, но и добывать нужную информацию от пленных он умел. Если где и можно было увидеть древние летописи, на которых изображалась богиня тьмы, то всегда по правую сторону от нее изображалась темная и безликая фигура со сверкающими глазами, без эмоций, без точных очертаний, будто бы настоящая тень.
- Я не могу быть по-настоящему грубым, если бы не знал тонкости хороших манер в совершенстве, - иронизировал Рейвен, давая понять, что все далеко не так просто, как может казаться собеседнице на первый взгляд и ведь не лгал. Можно было с уверенностью сказать, что раньше странник был в самой гуще политики и интриг, даже будучи просто наблюдателем на приемах и официальных аудиенциях, которые проводили богини, он все наблюдал, самые смелые маневры манипуляций и замечал фальшь или хитрость во взгляде, что другие были заметить, не способны. Сейчас эти навыки не были забыты, поскольку уже сотни его врагов пали благодаря использованию этих навыков – наносить последний удар в тот миг, когда в глазах жертвы мелькает замешательство или страх, на грани с паникой от серии молниеносных ударов.
Но что могла знать о нем черноволосая женщина, которая видела его впервые в жизни, обладающая лишь осколком давней легенды? – Только оболочку, которую он позволил ей увидеть, понимая, что его истинная сущность может нести для нее по истине смертельную опасность. Потому оценку своих навыков убивать мужчина пропустил мимо ушел, вообще не став реагировать на них. Нет, Рейвен не собирался игнорировать ее выпады, но расценил эту часть иронии, как нечто загадочное для гостьи, будто она даже и представления не имеет, о чем говорила, в некотором смысле положение дела было именно таким.  Сложным делом было сказать, кем именно была женщина, стоящая перед ним, скорее как сосуд бывшей госпожи, который принял свою новую носительницу, но если это и так – то незнакомка находилась в настоящей опасности.
- Я не убийца, - коротко, но неоднозначно сказал Рейвен, оставляя простор для фантазии женщины додумать и найти логику в этих словах, учитывая сложившуюся обстановку в которой она оказалась. Ведь, будь он настоящим убийцей, наверняка бы ее участь была бы предрешена? – пусть этот вопрос останется открытым для всех, ведь не на все вопросы нам дано знать ответы, а если, и знаем, не всегда их можем правильно трактовать. Эльф осторожно помог женщине подняться на ноги и, убедившись, что она удерживает равновесие, отошел на несколько шагов от нее.
- И не меня тебе нужно бояться, ведь то, что ты носишь… - резкая боль прервала его слова, так и не дав понять Шарисии о чем он говорил – жизни, что была зарожденной под ее сердцем и продолжала развиваться или же об осколке темной богини, который медленно, но уверено порабощал жизненную энергию Шарисии. Правой рукой эльф крепче сжал голову, стискивая хватку у виска, даже тяжело выдохнув, издавая глухой стон от боли. – … что же это такое? – вопрос прозвучал в никуда и не требовал ответа, ведь сам эльф все понимал что сейчас происходит, от того только становилось страшнее… за гостью.
- Беги немедленно! – прошипел генерал, наконец, поняв, что происходит начал пытаться уйти к противоположенной стене, как можно дальше от женщины, пока это было возможным. Однако дойдя до трона Шарисии, движения стали совсем скованными, а мучительный стон уже не было сил сдерживать внутри себя. Упав на колени перед престолом, дрожь разрывающей боли начала разносится по всему телу, боль прокатывалась по голове и пульсировала с каждой секундой все острее и сильнее. Дышать становилось не возможным, просто нельзя было вдохнуть, а разум разрывался на тысячи крупиц, будто бы Рейвен заживо рассыпался на мелкую пыль. От боли разум начал отключаться, как бы отступать от тела, потому, как и само тело, начало меняться – мышцы начали увеличиваться в размерах, и кожа стала покрываться белой щетиной, а затем и шерстью. Лицо вытянулось, сведя челюсти в зверином оскале, и глаза начали сверкать ужасающими огнями. Спина стала становиться сгорбленной и сутулой, а стон боли сменило звериное рычание, волчье рычание. Последней мыслью уступающего сознания Рейвена была надежда на то, что Шарисия послушается его.