Остров Саламин

Ранее утро. Алатия, 5008 год

— Астор, Астор, ну хватит спать дитя, иди помоги собрать сети, а потом поедим... ну же сынок. — мать звала мальчика уже некоторое время, а тот всё не хотел просыпаться. Как всегда, мальчик любил поспать, утопая в ярких грёзах. Представляя себя: удачным мореплавателем, что нашёл горы сокровищ на каком-то доселе неизвестном острове. Борьбу со злобными пиратами, где он выходит победителем. Как привозит сокровища домой, к родителям. И вся деревня смотрит на него с обещанием, увенчивает его славой, будто лавровым венком.
—Астоооор! — после того как матушка позвала во второй, а может и даже в третий раз, который мальчик благополучно прослушал, Астор решил всё-таки проснуться.

Утро было прекрасным. Солнечные зайчики гонялись друг за дружкой, призывая поиграть с ними. Всё было так мирно и спокойно, а вот дуновение прохладного ветерка с Запада – говорило о надвигающемся шторме. Такое бывало, что в самую чудесную погоду, приходил буйствующий шторм. Он подобно голодному киту плескался в почерневших водах, проглатывая беспечно плавающие корабли. Самый опасный и не предсказуемый. Астор мало обратил на это внимание, его взгляд устремлён в небо, там он видит картины из своих беспечных грёз.

Добравшись до пристани с лодками, мальчик встретил отца – вернувшегося с утренней рыбалки. Конечно нужно было выходить с спозаранку когда вся рыба льнёт к поверхности в поисках тёплых лучей солнечного света, а позже – опускается на дно. Мальчик любил помогать отцу, а тот в свою очередь баловал сына необычной находкой: выловленной крупной ракушкой или причудливой морской звездой. Моряки выгрузили улов в бочки, чтоб легче транспортировать его к деревне. Отец дал наставление сыну:
— Астор, собери сети и возвращайся... Астор? — мальчик рассматривал светящиеся блики, на гладкой поверхности вод, кое-как тянулся к сетям, выполняя поручение. Отец лишь покачал головой, улыбнувшись, направляясь в деревню.

Где-то вдалеке, серая туча – верная сестра шторма, надвигались на маленькую деревушку, чтоб обрушить весь свой яростный гнев. Жители спешили спрятаться по своим домам. Первые капли небесных слёз забарабанили на пристани. Астор даже не сразу заметил такое событие, наблюдая за маленькими рыбками, гоняющимися друг за дружкой. Подумаешь какой-то дождь, мальчика этим не напугать. Он нисколько не торопился, продолжая лениво собирать сети, а потом... раздался оглушительный треск и... чьи-то возгласы. Астор в начале не понял: "Что случилось?" — но следом воздух рассекли новые крики, уже не одинокие, а целой группы людей, какой-то неприятный лязг и... всё стихло. Мальчика прошиб холодный пот. Он так был взволнован, что не отдавал отчёт своим действиям. Быстрой молнией он бежал в деревню, в попытках узнать: что же там такое случилось?
Крики повторились, зазвучал треск и такое неясное завывание, ядовито-зеленая вспышка озарила часть деревни. Мальчик в опасливом любопытстве забрался на холм, чтоб рассмотреть, а там...алое пламя.

Имя ему – Феникс! Ведь он воскресает всегда. Его бледная кожа, с мертвенно синеватым оттенком, что так резко контрастирует с его алым плащом – символом его пламенного воскрешения и вымощенной кровавой дороги. Гардая осанка и надменный взгляд жестоких глаз – говорят лишь об одном: беги, не оборачиваясь! Шествует он как король среди своих мёртвых верноподданных. Однако, не чужды ему и эмоции, пусть и скупые, лишь отдалённо напоминающие прежнюю жизнь. Словно эхо, давно забытой песни, иногда мужчину постигало и это. Скука – праздная скука пленила его в эти дни. Феникс возжелал как-то развеять её, ведь никто не в праве брать над ним верх. А пополнение своей мёртвой свиты – самый верный способ унять эти странные порывы, уже мёртвой души. Для этой цели мужчина выбрал самую неприметную деревушку, на острове, откуда не так просто сбежать. Да, он с упоением будет наблюдать, как его жертвы, будто крысы разбегаются по суше, но никуда деться не могут. Пищат, вопят, затаптывая друг дружку. Ох, эти прелестные испуганные глаза, роняют горестные слёзы. Мужчину всегда это забавляло, но также удивляло, что никто не молил его о пощаде. Они все застывали будто восковые куклы и не могли вымолвить ни слова. Печальный удел смертных.

Корабль Феникса выплыл из туманной дымки, никем не замеченный. Причалили они на старую пристань, которой уже никто не пользовался, но армии мертвецов и не нужны хорошие условия высадки. Мужчина первым высадился с корабля, шествуя по скрипящим доскам, прогибающимся под его весом, но каким-то чудом – не рассыпающихся. Белоснежный песчаный берег в миг осквернила чёрная гниль мёртвой плоти. Феникс улыбнулся, хотя его улыбка была скорее похожа на оскал хищника. Минута, другая и командным голосом хозяин отдаст приказ армии нежити:
— Убить! — столь короткое слово, но сколько боли оно принесёт. Верные хозяйские псы, устремились на охоту. Нежить добралась до деревни и...жители только разошлись по своим домам, чтоб переждать дождь. Откуда они могли знать, что бояться стоит не этого. Призраки с горьким завыванием тянулись к домам, где ютились семьи у тёплого очага. Армия нежити бесцеремонно вышибла дверь одного из домов, потом второго и...крики? Нет, Феникс услышал музыку. Тайную и запретную, ликующую и торжествующую – только он слышал эту смертельную рапсодию. Крики, плачь, завывания – всё это создавала упоительную мелодию, что ласкала слух мужчины. Он кружился в некотором подобии вальса, когда его мертвая свита раздирала плоть ещё живой жертвы. Хлюпающие звуки кровавого месива, дорога будто устлана алым ковром приветственно приглашает Феникса на пир – кровавый пир. Старики, дети, женщины, мужчины – их жизнь уже предрешенна.
—Сашиет рекан катон! — зелёная вспышка блеснёт, окутывая туманом маленькую деревню, порождая невыносимое зловоние. Ядовитый трупный газ – не даст надежды на побег. Тяжёлый, удушающий кашель – его звук заполнит всю деревню. Воздух – источник жизни, станет погибелью. А позже – мёртвые слуги продолжат своё пиршество. Под первыми каплями дождя надвигающегося шторма. Мужчина устремит своей взгляд на запад, в попытке рассмотреть мрачную чёрную тучу, но увидит дитя... на миг, короткий миг глаза мальчика и мужчины встретятся. Пусть они и далеко друг от друга, но подобно пущенной стреле их взгляды вонзятся в плоть. Феникс моргнёт, а дитя и след простыл. Неважно, ещё никто не ушёл от него живым. А его армия сегодня пополнится мёртвыми слугами.

Астор бежал, он мчался прочь от этого гиблого места, мать, отец, ему не хотелось ничего знать. Просто хотелось убежать, от этого всего, от мужчины... мальчик не знал что делать, лишь страх он ощущал ни более. Другие чувства притупились, в миг куда-то делись. Страх и больше ничего. Сильный и холодный порыв ветра ударил в лицо, смахнув горькие слёзы. Ведь мальчик не должен плакать, за него будет плакать небо, обрушивая целый ливень слёз на деревню. А шторм – грозный властитель побережья, доказывая своё превосходство раскачает пенные волны.

Что будут бить в бок маленькую одинокую лодочку, привязанную у побережья. Астор увидит её, ухватиться как за последнюю надежду. Его руки будут трястись, когда он отвяжет верёвку; его сердце будет клокотать, когда волны подхватят беглеца, спасая от жестокой судьбы; его разум... откажется понять то, что произошло. А шторм приветственно поглотит дитя жаждущие спасения. От одного чудовища к другому – таков удел смертных. Астор не запомнит, каким пыткам подвергался на раскачивающихся волнах. Мальчик не запомнит, как его лодка перевернётся и он цепляясь ногтями до крови будет не отпускать её до последнего. Дитя не запомнит, как его измученного, вцепившегося в бока лодки, выкинет где-то на побережье неизвестного острова. Он всё это не запомнит, но вот её глаза, он не забудет никогда. Живое существо, что смотрело на Астора, девушка, к которой он обратиться в немой мольбе, так как сил произнести хоть слово уже не будет. Он подтянется дрожащим руками взывая о помощи, в желании спастись от этих холодных пальцев страха, что сковали его горло. Вот только поможет ли девушка ему...он не знал.

Несведущее дитя, что стало пешкой в великой игре судьбы. И такая случайная встреча с необычайным духом. Но "случайная" ли? Как знать, возможно, все ситуации, испытания, что были до этого не просто череда событий. А маленькие звенья цепи сложившиеся в прочную цепь, сковавшую всех воедино этим калейдоскоп эпизодов из жизни. Мальчик не надеялся на спасение, он лишь инстинктивно цеплялся за лодку. Ведь душа его погибла ещё там – на Саламине, вместе со всей деревней и родными. В холодном блеске глаз мертвеца – убийцы его семьи. Будто постоянный водоворот, что зациклился на кручении – мысли мальчика блуждали именно так. Он будто забыл всё своё прошлое оставив только болезненное настоящее. Был ли он когда-то счастлив? Жил ли в уютном доме? Кто-то ведь звал в его то утро, да это была мама, но... как она выглядела, как её звали? Все воспоминания будто стёрлись. И лишь отчётливо ясное лицо убийцы со своей свитой из нежити – проступало ярким пятном. Мальчик не понимал где он и что произошло. Земля? Но когда он на ней оказался? Взглянув на духа, дитя еще больше затряслось в страхе, но она... её глаза, не такие, как у всех. Вообще не такие, как у живых существ. Будто бы наваждение. Слёзы полились рекой, ведь теперь он в безопасности, далеко от всего того ужаса и перед ним не мертвецы, а кто-то такой же несчастный. С такими печальными глазами. Содрогнувшись всем телом в приступе неистового кашля, будто выхаркивая свои лёгкие, не успевая глотать слюну, скапывающую по подбородку. Дитя жадно хватало желанный воздух в попытке что-то сказать, в немой мольбе о помощи. Но голова такая тяжёлая и так кружится. Мальчика будто выворачивало, он в жажде защиты потянулся в объятия девушки, прильнув подобно брошенному, голодному котёнку.
— Ей, что ты с ним делаешь, ей?! — рослый мужчина, что собирал редкие ракушки "пауа" на песчаном берегу, для создания украшений, заметил духа и кашляющего мальчика. Он в начале не понял: что происходит? Но когда дитя зашлось в неистовом приступе, подумал: девушка причастна к этому. Хоть на вид мужчина был похож на дровосека: мощный и плечистый, с длинной колючей бородой и редкими седыми волосами – однако он был моряком. Который весьма странно смотрелся с милой плетёной корзинкой и горой ракушек, в помятой одежде напоминающей халат. Оружия у него при себе не было, но если это существо обижает дитя, он непременно что-то предпримет. Вновь заговорив грубым басом с устрашающими нотками, мужчина обратился к духу.
— Ей, прекращай и отпусти его, ей!

Остров Шанчиа
Моряк немного опешил от того что наблюдал далее: побелевшая кожа девушки, точно покрылась морозным инеем, её ненавистный взгляд на всё живое вокруг, был подстать хладу растущему изнутри. Сама лють морозной зимы не могла соперничать с элементалем в тот момент. Мужчина опасливо наблюдал за действиями девушки, нервно сглотнув. Сердце ушло в пятки, а ноги отказывались твёрдо стоять на земле. Он почувствовал, будто попал в самый дикий шторм без права на надежду выбраться. Пятясь назад, в попытке сбежать от этого существа – своя жизнь всегда дороже. Только он хотел пуститься в бегство проклиная тот день когда пошёл собирать эти злосчастные ракушки. Как к нему обратилась девушка, да уже не существо, а обычная девушка в просьбе о помощи, в растерянности, с тихим голосом, заставляя сердце сжимается от переживаний.
Моряк лишь тяжело вздохнул, предчувствуя проблемы, но он не мог бросить этих двоих. Его так взволновало то, что он увидел. Как будто мать прижимала к себе дитя в попытке уберечь от опасности, так искренне, так нежно. И эта защитная реакция на неизвестную опасность. Но если бы они между собой были хоть немного похожи тогда да, а так...разные, и в тоже время близкие.
Мужчина выпрямился и уверенным шагом пошёл к девушке. Раз просит помощи – не навредит. Преодолев разделяющее их расстояние и присев у мальчонки, что сжался подобно эмбриону в материнской утробе, моряк нагнулся и прислушался к дыханию.
— Плохо дышит, непонятно, моя дочурка знается чуток. Я возьму дитя, понесу, ты ишь какая тощая, держи пока что корзинку. И чудить не вздумай, а то лихо накличешь только. — передав девушке корзинку и подхватив мальца точно лёгонькое пёрышко. Мужчина развернулся и пошёл по песчаному берегу, утопая в мириадах белоснежных песчинок, что щекотали почти босые, загорелые ноги в сандалиях. Мозолистые руки сжимали тельце дрожащего мальчонки, слегка убаюкивающе раскачивая при новом приступе кашля.
Шаг сменялся другим, как и местность вокруг. Совсем недалеко от побережья, находился деревянный домик под соломенной крышей, слегка покосившийся или так только казалось.

Внутри царил лёгкий полумрак и пахло сыростью. Плечистый мужчина если протиснулся в узкий дверной проём. Громогласно прокричав, сотрясая стены и без того ветхого здания:
— Аурелия, где ты? Здесь мальчонка кашляет, помрёт небось. А ну и ты заходи. Это...я Квентис. — сказал мужчина уже чуть мягче обращаясь к духу и понёс дитя в нишу, на кровать.
Аурелия – молодая девушка приятной наружности, с слегка зеленоватыми волосами, одинако более бледноватой кожей, являлась дочерью моряка Квентиса.


Быстро вбежав по ступенькам с другой стороны дома, девушка взволнованно спросила:
— Ты чего так кричишь и... кто это?
— Та не важно, глянь что с ним!
Аурелия переводила взгляд с одного незнакомого существа на другое, толком не понимая что от неё требуется. Но когда дитя вновь закашлялось, поспешила к нему.
Быстро осмотрев и припав ухом к груди, девушка нахмурилась:
— Это не пневмония утопленника, нет булькающего звука, такого характерного. Обычно только она популярна в наших краях. Что-то другое и я не очень понимаю что. Лёгкие повреждены, кашель сухой, до удушения. Видимо, только врача вызывать, но он сейчас на другом конце острова. Успеет ли... — девушка пожала плечами, печально покачивая головой. — Я ему больше трёх дней не дала бы. Слишком уже он тяжело хрипит. Ему бы лекарство, но мы не знаем какое и отчего.
В этот момент гнетущая пауза повисла в маленьком доме на окраине. И краски мира будто выцвели, всё стало серым и безрадостным.
Анхель предстоит сделать выбор: привести врача или отправиться на поиски другого, найти нужное зелье или дать какое-то на обум – и на всё это у неё три дня, а после... лишь последствия.

Только Анхель стоило озвучить свои намеренья, как повисла мёртвая тишина. Моряк с дочкой переглянулись, грусть и печаль застыла немым изваянием на их лицах. Что они могли сказать в такой ситуации? Лишь случайные наблюдатели заведомо трагичной история, во всяком случае они так предполагали. Мужчина всё ещё был напуган недавними действиями духа, но как он может оставаться в стороне сейчас? Когда прижимал к себе слабое тельце, слышал душераздирающий хрип тяжёлого вздоха. Дрожа так взволнованно – ещё один шаг и пропасть перед ним, осталось только решиться. Дать неведомому страху проглотить себя? Нет, он не позволит, что бы там ни было:
— Постой, ну куда ты с ним? Сама в дороге справишься, я уверен, а вот он выдержит? Подумай об этом. Оставь его здесь, дочурка моя сможет хоть чуток облегчить его страдания, накормит и обогреет. А я помогу с поисками врача. И коль найдёшь его раньше – так сюда и приведёшь. Не неси ты такую ношу одна, ей. — слегка тихим голосом, так неуверенно, несмело, почёсывая голуву от стресса, мужчина попытается вразумить духа. Понимая тщетность попытки.
— А кто она? — чуть шёпотом спросит Аурелия у отца и уже громче добавит: — Да, он прав, немного знаюсь на травах, сильно не помогу, но хоть так... если нужно. И тебе не тяжело? — девушка с беспокойством осматривала духа, уже более внимательно, чем в первые минуты встречи. Аурелия вертела головой: на право, потом на лево, в попытке понять всю картину целиком. До этого отец тоже приводил больных – это были моряки: с вывихами, следами укусов, лёгкой раной или занозой. Девушек и детей – никогда, отец не приводил их никогда. И это было странно, друзьями похоже не были. И откуда вообще это дитя? На здешних не было похоже. Аурелия хотела что-то спросить, но не решалась, будто рыба выброшенная на сушу – открывала рот в немом вопросе и тот час закрывала его, оставаясь при своих мыслях.
— Знахарка! — выпалил на одном дыхании мужчина. — Врач конечно много мудрёных штук знает, но вот знахари – маги! Они того, это... вот! — мужчина обьяснял как мог, в силу своей грамотности. Широко развел руками в сторону что-то показывая, такое необъёмное и неясное.
Аурелия лишь фыркнула:
— Она только лёгкие раны лечить может, врач получше будет. Правда когда-то она вылечила лихорадку у приезжего купца, врач тогда не справился. Во всяком случае тебе нужно отправиться в портовый центр, он на юго-западе от нашего дома, недалеко от главного фонтана – дом лекаря, там и подскажут куда дальше. Но... тебе стоит опасаться местных стражников, говорят в море неспокойно сейчас. И охрану порта усилили, как и проверку всех входящих кораблей. Поэтому...
— К знахарке ей нужно! Отсюда в ту сторону где холодает чаще, через запутанные тропинки начинается лиственный лес, там у четвёртого кургана её жильё, в землянке! — отчеканил моряк быстро кивая головой, вглядываясь в глаза духа, чтоб она поняла насколько сильно он желает помочь.
Аурелия лишь топнула ногой, повышая голос, обиженно посматривая в сторону отца.
— Ну нет, знахарка она не... с таким успехом и я могу трав насобирать, правда некоторые мне тяжело достать, но если поможете – быстрее будет. У небольшого склона и на поляне, если бы ещё из моря получить ингредиенты вообще замечательно бы было.
— А коль не поможет?
— Отец, ну чего ты, да, может и не поможет, но до прихода врача хоть мучиться не будет.
Моряк прикрыл ладонью лицо, шумно выдыхая воздух:
— Коль поймёшь, что не спасти. На берегу где солнце прячется в бездну вод, есть небольшая лагуна. Это, там поплаваешь и резко спать хочется... я не говорю чтоб шла туда, но коль не поможет. Он хоть уснёт, без агонии, ей. Жена моя так мучалась, вся кожа в нарывах и... так легче...
Квентис убрал ладонь от лица, утирая вытирая тыльной стороной солёные слёзы. Аурелия чуть дрогнула, подошла и уткнулась лбом в отцовское плечо, обнимая его за руку.
— Не нужно, в этот раз так не будет, мы поможем! — с уверенностью посмотрев на духа, девушка кивнула в подтверждение своих слов.

А перед Анхель предстал нелёгкий выбор. Солнце было ещё в зените, но вечерние сумерки уже подготавливали наряд ночи, чтоб она могла шефствовать по небосводу.
Путь к знахарке – запутанный и тернистый, ведь не каждый достоин помощи старой ведуньи.
Аурелия знается на травах, сможет ли она своими силами поставить малыша на ноги? Или лишь усугубит ситуацию своим вмешательством? Сделала она точный прогноз жизнь мальчика или ему ещё меньше осталось?
Врач которого предстоит ещё найти, а времени так мало. Но будет ли цель оправдывать средства. Там где врачь не смог помочь – справилась знахарка. Но будь он таким безнадежным: рекомендовала бы его Аурелия?
Или же история эта плачевная и закончится сегодня на закате дня в водах лагуны вечного сна? У Анхель есть только вопросы, а её действия – станут ответом...

Анхель мчится, петляет, ношу свою от сил зла оберегает. Понимает ли элементаль всю хрупкость человеческого тела и слабость неокрепшей молодой души? Мальчик из-за отсутствия отдыха, питания, растормошенный встряской путешествия – теряет последние силы к сопротивлению. Неистовый жар исходит из глубин его слабого тельца. Лихорадка достойно вступает в свои права. Время его жизни уменьшается – тает подобно восковой свече близ жаркого камина. Дрожь не отпускает дитя, слабыми руками он потянется в неизвестность, призывая призрачный образ из своей памяти:
— Мама... — прошепчут его обветренные губы, всё больше прижимаясь к девушке, в поисках утешения.

Неясный шелест, шёпот, перепутья запутанных тропинок. Чей-то хищный взгляд наблюдает за каждым движением: али дикий хищник или разумное существо? Щебетание птиц такое далёкое, а стоит сделать пару шагов – так и вовсе близкое. Мимо заяц пробежит, потревоженный лисицей. Тропинка петляет, уходит в никуда, обрываясь у края ручья и снова появляется за поваленным деревом. Выглянут лучи яркого солнца, пробиваясь сквозь пушистые лиственные ветки, то вдруг – туманные сумерки расползутся по округе. Блуждая, предстанут пред духом могучие деревья, точно рослые стражи здешней местности, да так плотно разрослись они, что не протиснуться меж их рядов. Обернётся дух и враз – поляна перед ней с жемчужной россыпью молочно-белых цветов, крохотных, точно бусинки. И обернувшись вновь – тьма, ночная мгла заполонила всю округу, лишь светлячков виднеются мерцания. Ещё землянка – домик поросший мхом, близь которого в приглушённом свети свечи – старуха. Сгорбленная и поникшая, в лиственной одежде с посохом на перевес, во тьме пытаясь незнакомку разглядеть, ответит хмуро:
— Нет! Зачем пришла? Чего ты ношу принесла? Ещё и защиту мою обошла. Нет, отсюда вижу всё. Помогать за просто так не стану! — отчеканила знахарка. Кряхча, бубня какие-то жалобы себе под нос. А дух взглянет на небо, увидит мириады звезд. Да, уже пришло ночное время. Блуждала в лабиринте хитром, где время незаметно быстро потерялось и ушло. Два дня неполных остаётся. Увидит ли малыш восход солнца?

— Истории, можешь заплатить историей: своей и его, ни больше, ни меньше. — отвернулась старуха и кряхча зашагала к своей землянки, проклиная больную спину. Немного потопталась у входа, будто приглашая девушку войти, однако сама ничего не ответила незнакомке с необычной ношей. Старуха кое-как влезла в свой дом, но внутри он оказался довольно опрятный, в отличие от вида снаружи. Оранжевый, мягкий свет от зажжённого камина придавал комнате уюта, тепла,ведь было отчего-то довольно холодно по сравнению с улицей – мороз царил внутри землянки. Хоть и деревянная облицовка из качественных лакированных брусьев, должна была держать тепло, но нет. Комната была всего одна, довольно большая и просторная, правда с низким потолком, от чего приходилось пригибаться, но маленькой старухе это было ни почём. По углам комнаты расположились пьедесталы со свечами, от которых накопилось невообразимое количество воска, который давно никто не убирал. У западного окна, точнее чего-то похожего на маленькое окно, в которое едва будет попадать свет, находилась кухня с всякими принадлежностями: миска с водой, котелок, разделочные доски, стопки каких-то трав и пару пучков сена. Старуха сама невольно осматривала своё жилище, возирая на северо-западное окно, где находился шкаф с нагруженными одеялами и какими-то вещами, торчали спицы, валялись клубки шерсти. Странное было метро, а ещё более странными были разбросанные деревянные статуэтки. Кровать знахарки была по центру, она сразу уместилась на неё, шумно выдохнув от усталости, уставившись на гостью:
— Ну, рассказывай, отчего ли пришла и кого принесла. Точнее, что принесла, не живое оно больше придать земле его можно. Моих сил уже не хватит, хочешь в саду погребение устрой, прикопав там его. Мои руки больны, копать не буду, а хочешь... — старуха понизила тон до шёпота, подзывая к себе, — а хочешь, зелье свари волшебное, что поможет не только хворь отогнать, но и силы дать. Только это, сама свари, моих сил то уже не хватит. А за рецептом в лес иди, дерево расскажет. Только... сама то не ходи, но и его не бери. Ясно? Не сама, а то не вернёшься, заплутаешь. Всё, решай.

Отредактировано Титарес зу Галеран (11.05.2021 00:14)

Сердце Анхель бьётся, трепещет, точно птица попавшая в западню, быстро машет крыльями, но нет, не выбраться. Грудь девушки вздымается от волнения, дыхание прерывистое, неровное. Что так беспокоит духа? От чего некий неясный страх схватил за горло и душит. Лес ли это? Что пугает своим таинством, чем дальше продвигается Анхель. Или сами знания? Которые она ищет.
Потоки воды принимают свою спутницу, схватив её за руку уводят в нужном направлении: подсказывают, помогают, но на полпути застынут. Медленнее потечёт вода, капли уже не столь радостно будут щекотать свою спутницу. Развилка на пути, а там – три направления и все ведут к деревьям, так прошепчет мать вода: по первому пойдёшь – там клён, что листья обронил, давно такой уж он, осталось мало сил. Могуч он, стар, таит секретов много, скорей всего туда тебе дорога. Средь мха, всегда в тени он. Лягушки квакча, рассказывают нам былины: иногда в рассветный бой – златавый свет, украсит дерево собой. И вот тогда, поистине бывают чудеса, вода вокруг него, вся от болотной тины испариться. Глядь – чиста она как слеза, целебным свойством дерево гордиться.
И вострепещут капельки звеня:
— Нет что ты матушка, ну так нельзя. К каштану – вот туда ей дорога. Плодов, растений и зверей – он знает очень много! Советом вечно помогает, каштаном зверя угощает. И листья вечно шелестят, как будто сказку рассказать хотят.
На перебой все капельки звенят и матушке всю правду доказать хотят. Всё Анхель причитают, что правду они знают.
И только вод подземный тихий стон:
— Ивововый заслон – где стая барсуков живёт доныне. Над речкой, где склонилась она: всегда изящная, косы из крон сплетаются сполна, там... снег лежит и мерзлая река. Но всё растает, только слёзы ивы коснуться хлади льда. Вновь запоёт замёрзлый ручеёк. Вернётся жизни быстрый кровоток. Вот там ищи рецепта тайну. Поверь, я это точно знаю. Так выбор встал пред духом не простой: какой теперь идти тропой. Все правду говорят, но есть в том толк? Если загадки дерева ты разгадать не смог.

Мать вода повела за руку, в путешествии своём ты развеешь скуку. Все печали отойдут, что так тяготили. Будто мака молоко – боль всю утолили. Так спокойно и тепло – средь родной стихии. Сон влечёт Анхель с собой, веки враз закрылись. Тяжело духу не спать, словно мор настигший. Как же ей тогда понять, что в болотной нише, сна туманный легион застелил округу. Капельки устали звать – милую подругу. Анхель будто в пелене: очень плохо слышит, не отпустит мать вода – приведёт к древу поближе.
Средь лесов, что век хранят в сердце своём, в кольцах. Непроглядна нынче тьма, то вечера колосья. Собирает урожай, самый тёмный барин. И ему ты не мешай, а то рассвета не застанешь. Поле уберёт своё и засеет звёзды, а ночь в мельнице своей – растолчет колосья. Чтоб на новый вечерок их засеять снова.
— Это просто сон...не поддавайся ты — мать вода зовёт дитя, что почти уснуло. Анхель разом встрепенулась. Веки распахнула, поглядит на древо: белое, крошится всё, разве это дело?
Удивился дух, что вокруг всё мертво: вонь болота, гниль травы, и чьи-то трупы. Птичка, али барсучок не туда забралась.
—Анхель внимательно всмотрись – дереву чуток осталось. Вопрос обдумай хорошо и тогда задай, не утомляй просто так, он ведь... — лишь зашепчет мать вода, фразу оборвав. — — Здесь вода не жива, но как же быть тогда? Сколько ждать, покуда оживёт она?
Здесь припомнит Анхель в миг, историю всю неспроста. Рассветный бой? Сейчас ведь ночь. Ну и как быть тогда?
Вновь повернуть, на другой путь? Или остаться здесь и ждать? Влекома сном, а он таков, что Анхель не будет отпускать. Туман сгущается над ней.
А дерево ещё молчит, во сне он ждёт рассвета благодать, тогда и на вопросы будет отвечать.

Коснётся Анхель древа, в намереньях благих, но... затрещит кора, пойдёт разлом. Время безжалостно ко всему живому, ветхостью награждает с самой первой минуты вдоха. Белое дерево без единого листочка, почувствует, что ушли тёмные воды тяготившие его жизнь. Точно кровопийцы – забирали последние силы. Но при этом преобразовывали тёмную энергию, подпитывая, не давая превратиться в тлен. Сейчас препятствие ушло и дереву ничего не мешает. Трещина будет расти, переполовинит дерево. Ветки постепенно опадут, точно листья осени, рассыпаясь в пепел. Столб истлеет, точно песчаный замок без воды, от дуновенья ветра падет, превращаясь в прах.
И лишь тихий шёпот в тумане:
— Спа-си-бо... — произнесенные эти слова на последнем вдохе облегчения, прозвучали у Анхель в голове. А после... тишина... лишь семечко златое в пепельной золе предстанет пред глазами. И тьма вокруг сгущается, весь лес с немою скорбью наблюдает, как брат их пал, со временем не совладал и смерть познал.
Ничто не вечно в этом мире, таков его удел. Но что же дальше? Заканчивается первый день, второй уже так близко. А малышу хватит сил? Он в холоде не обогретый. Быть может лучше повернуть? Или продолжить дальше путь? Осталось вариантов два: рецепт искать у дерева другого или остаться здесь в попытке тайну разгадать. Но нужно осторожным быть, поскольку тьма сгущается не просто так, и странный флер тумана, который волнует сознание, ответы может знать. Правда звериные трупы вокруг – показатель неудачного разговора. Анхель может дождаться рассвета, в надежде на то, что древесный пепел сохранил свои целительные свойства. Под первыми лучами солнца случится чудо, однако это не точно, не ясно ничего.

Капли капают, как слёзы, будто духи плачут о несовершенстве этого мира. Так стекают слёзы с ветвей плакучей ивы, поползут по её косам, с листьев упадут в замёрзшие воды. Кап и кап, но слёзы лишь вода. Дождь начнётся, забарабанив свой ритм по округе. Туча чёрная застилает небо, ветром принесённая – буря с острова Саламина.
Ива склониться над замёрзшим ручьём, точно влюблённая тянется к своему ненаглядному, а он спит вечным сном. И заплачет она от горя того, слезами пламенной любви – растает ручей, звонкую песню напевая о своей милой.
Однако сегодня дождь плачет вместо ивы, потому ручей ещё не проснулся или слёзы возлюбленной быстро смыла другая вода?
Капельки приведут Анхель к зелёной поляне с редкой сединой снега вокруг. Одинока ива, в кольце широкого поля, только через десятки метров начинается пушистый лес. И ручей поделил поле ровно пополам. Но отчего замерзает он – не ясно. Барсуки будут продолжать носится вокруг своей норы, пока не увидят Анхель и не спрячутся.
Капли раздосадованно вострепещут:
— В дождь ива совсем не весела, она молчит, пока не тает ручеёк. А слёзы все смывает дождь. Попробуй ритм дождя разгадать и чистую слезу поймать. Тогда и ручеёк, снова запоёт и сестрёнка от сна проснётся.
А дождь всё барабанит: кап и кап, кап и кап, кап-кап. И морды барсуков покажутся сердитые, похоже если Анхель предпримет что-то, тот час в защиту ивы выступит зверьё.

И слёзы горькие – станут мёдом сладким, коснуться поверхности морозной, точно жар губ возлюбленной пробудит от сна глубоко ручей замёрзший. Защебечет он, запоёт, своим гласом развеет печаль возлюбленной.
А от радости такой и ива шёпотом заветным, готова будет продолжить разговор:
— Рецепт? — замолчит ива обдумывая сказанное, а от шёпота её и барсуки успокоятся немного, но продолжат скалить зубы, — Дитя за руку держит смерть?
Ручей услышав разговор, присоединиться к обсуждению:
— Моя возлюбленная не владеет дарами людей, лишь ото сна меня пробудит и то – раз в несколько дней, когда в зените солнце пребывает и слёзы жаром насыщает. Вот лишь тогда растает мёрзлая вода.
— И то... — зашепчет ива вновь, — Уходит вся моя любовь, а после сил мне мало остаётся. Рецепт? Да кто жестоко так с тебя смеётся? Не знала никогда я ничего такого. И смерть не отпугнуть мне, сама утратила давно я много. Лишь что могу я предложить – три капли слёз, помогут ото сна магического пробудить. Тот кто послал тебя ко мне – обманщик. В лесу здесь многие загадки, но нет таких кто бы рецепты знал – ведь это всё людские тайны, нам не дано понять их неслучайно. Они нас всех пленить хотят. Ведь шептунами зовёмся не с проста – у нас внутри осталась крохкая душа, точнее приютили много мы заблудших душ. Их памятью говорим с тобой сейчас, вовеки нас с ручьём любовь связала. Во мне осталась память девушки погибшей – в лесу замучили бедняжку. А у ручья – миг прошлого того, кого она ждала. Нас снова разлучить хотят, во тьме прячутся убийцы наши. Тебя с собою заберут они, прожорливые хищники – ловцы и потрошители носителей магии. Потому берегись, обманом заманили. Так кто послал тебя ко мне с надеждой тщетной? Расскажи скорей: был ли то хищник или шутник, горестный лиходей?
Стоило иве задать вопрос элементалю, как барсуки на рев подняли всю округу. И тень в траве качнётся, поползёт, да след простыл неизвестного врага.
В миг ива заплачет:
— Ах, нет, они уже здесь...
А ручей весь звон свой растерял:
— Сестра, как ты могла, зачем их к нам ты привела... зачем...
Наступит тишина, ни ива, ни ручей не скажут больше слов – затихло всё, а также их любовь. И как ни посмотри теперь: обычна ива, обычный и ручей. Барсуки взглянут печально на древо, что берегло их, вздохнут печально, умчатся прочь. Кто теперь Анхель сможет помочь?

Мать река волною лёгкою качнётся:
— Ох, там в тени – ужасов озёра и крови ручейки, беги...
— Ну что вы! Страшиться нас нечего! — громкий, звонкий голос молодой, раздастся в тени деревьев, что точно стражи охраняли пустующую поляну от гостей названных. А гость пришёл и Анхель он нашёл. Шагнёт на встречу он: весь в чёрном одеянии, а кожа – будто белый снег; глаза – граната блеск, и угольно-черный цвет волос.

Обратиться к духу незнакомец:
— Не подумайте плохого, я лишь случайно мимо проходил. Гляжу – мальчишка на рученьках прекрасных ваших и совсем без сил. Лишь помощь предложить хотел, но всё был неудел. Поэтому следил момента выжидая, вдруг вы опасны? Я ведь не знаю. Но я узрел суть сердца – доброту. И после этого – вам с радостью я помогу. Ива немного привирает, о жизни дерево довольно мало знает. Наоборот – мы помогаем и никого не обижаем. В отличие от той, кто вас обманом за нос лишь водила. Я точно всё могу сказать – мальчишку отравили. И я, быть может, даже знаю этот яд. Так что нужна вам помощь или повернёте вы назад? Мужчина жестом Анхель за собой позвал, но полностью свой облик он ещё не показал. Аэри скрытый он, зовёт с собою Анхель в кошмар или сладкий сон?
— Сестрёнка не ходи... — взмолились капли.
— Скорей беги, погубить тебя – власти ему хватит! — зашепчет подземная вода.
Мужчина рыкнет злобно на этот хор из водных голосов:
— Довольно! Лишь путаете вы её, остатки душ погибших, что жизнь свою давно уж потеряли. И что теперь? Кругами её водите, забрать к себе хотите, а время всё уходит, малыш – погибнет! Вам жизни нет и вы испить чужую пожелали. Весь это мёртвый лес – стал таким вашими стараниями. Миледи у мертвецов другая жизнь, меня поймёте лучше вы, чем их нелепый вздор! Прошу поторопиться, пока дитя не съела злобная колдунья. Лишь я вам помогу.
А мать вода, теченьем потянет за собой. И вновь на чаше весов – тяжёлый выбор. Пойти за незнакомцем или к другому дереву? А может вернуться одной к оставленному малышу?

Каштана плоды лучистые кормили всю округу здешнюю. На волнах матери воды, размеренно, стремилась Анхель в путь далёкую. Рассвет манил златым очарованием, играя в прятки маленькими лучиками. Не зря раскинулось здесь дерево могучее. Большущее не меньше тридцати локтей возвысилось. Шипастый весь, каштанов всех является защитником.
И капли защебечут:
— Братец милый, смотри кого привели мы. Она жнецу не побоялась бросить вызов и...
— Знаю, уже наслышан я. — зашелестит каштана голос, — мне звери всё уже сообщили, которые плодами насытиться приходили. Поторопись дитя, не мешкай долго, ложная твоя и в этот раз дорога. Целительница – мать моя, взрастила с семечка меня. И ритуал нам провела, чтоб души не нашедшие покоя, могли немного жизни и пожить: как дерево, ручей, или кукол нити, что оживляет их уже давно. Послушай, для чего ты здесь совсем не знаю, мой плод – лишь сил немного придаёт, особенно при малокровии. А матушка моя – целительница от природы. Любую хворь прогонит, примет роды. Твоё дитя уже здорово быть должно, так почему ты здесь? Неясно мне одно. Каштанов горсть ты собери с земли и беги...ты к своему дитя беги.

И если взглянуть на всю эту картину под другим углом. Увидеть можно, как ещё до раннего рассвета, склонилась старуха над малышом. Шепча слова неведомые – отгонит жар, а снадобье заветное – излечит от последствий ядовитой вуали, которою укрыто тело малыша. Постепенно дыхание восстановиться, уйдёт вся хрипота, и сном блаженным тело успокоится. Малыш здоров, ведь бабка помогла. Но почему послала Анхель по пути чужому ей – неведомо. Зачем кормила ложною надеждою, когда давно сама спасти могла.

А жнец смиренно наблюдает за ледяной стеной, что от жертвы его нынче отделяет. Вот только у него другой мотив. Он развернётся, зашагает прочь, скрываясь средь теней танцующих. И в миг окажется у домика его интересующего – землянки, где лежит уже здоровый малыш. Оскалиться в улыбке жуткой, шагнёт через сломанный барьер, что Анхель повредила ненароком, задев его ногою. Навстречу гостю выйдет знахарка, встречая его грозным видом. Аэри лишь наивности сей умилится, хотя нет, давно не может он так сделать. И тень в ладони формою клинка преобразиться. Жнец собирает дары из крови.

Анхель мчится резвою волной – туда где всё случилось, закончилось давно. Минуя древ могучих гордый стан, по травам, что ноги щекочут – скорее туда. Где в темноте листьев, таится землянка, заросшая плющом небольшая полянка. Открытая дверь и тихо в округе, тьмы пелена осталось немного. Дух шагнёт внутрь, глазам не поверит – в кровати пусто, мальчика нет. Вокруг погром: разбита посуда, сломанные куклы, мало видно отсюда, но лишь присмотревшись – вереница кровавых узоров по полу тянется куда-то за угол. Там за камином, что нынче погас, тело старухи ещё не остывшее, но остаётся ей последний час. Она тяжко дышит с окровавленной рукой, в груди – дыра от кинжала, кровь сочится рекой. Чуть хрипло, последним дыханьем прося:
— Жнец принёс лихо, не сберегла я дитя. Украл он твоё злато, меня оттолкнув. Не знаю что ему надо, но послушай ты суть...обманом послала тебя, детей...моих найти, прости. Души прекрасные, если бы их можно было спасти. Но жнец урожай собирает и они...они...в округе организация, что уничтожает магич...ты бы увидела...помо...хааа... — издала последний вздох старуха, так и сказав всю суть. Душа её покинет скоро тело, а кровь продолжит льнуть к рубахе белоснежной, окрашивая в алый цвет. Анхель вновь по сторонам глядит, а кровью на гардине, написано: фонтан. Как странно, раньше...кто-то говорил про фонтан?
***************************************
Тем временем жнец нес дитя – в дом у фонтана. Роскошные имение торговца для обычных посетителей, а для зажиточных знакомых он – работорговец. И с ясною улыбкою жнец несёт мальчишку в новый дом. История могла б закончится на том, но нет, ребёнок рад, ах как же так? Всё просто. Жнец обещает магии ребёнка научить, а мальчик на чужих руках, находит тайны путеводную нить. И всё равно кто незнакомец этот, пусть и так. Научат его магии – он отомстит сполна. А если Анхель намеренно за жнецом пойдёт, её приветливо встретит весь торговый дом: усиленной охраной, магическим барьером странным, рабской цепью не пробивной. А путь у духа впредь таков...