Судьбы вершились в каменной скорлупе недвижимых серых гигантов. По воли случая, величественные и одновременно бесславные строения форта на окраинах Терры стали пристанищем для тех, кто избрал путь затворничества и тёмной вуали. Обтесанные серые стены – единственные безмолвные свидетели того, что происходило в их окружении. Кто будет жить а кто умрёт, кто возвысится на вершинах почёта, а кто канет в лету истории, навсегда забытый или безжалостно обруганный, обреченный на вечные гонегия при жизни и презрение после смерти… Всё решало перо, бумага, и строгий взгляд господина, раз за разом развёртывающего пустые страницы старого пергамента на громоздком дубовом столе. Поверхность его свойственна гладкости, с которой решались доселе сложные и комплексные задачи, а тёмная текстура, скрывающая множественные прожилки старого дуба, якобы намекала на потаённость и секретность документов, подписанных лёгкой рукой на этом столе.
Обезличенный и сокрытый тенями, господин сложил руки и опустил тяжёлый взгляд на чистые страницы, тщетно пытаясь  что-то в них рассмотреть. Ничего…  Но эта мысль ничуть не угнетала, скорее наоборот – тешила властную особу. Чистый лист – идеальный метафорический образ результата их кропотливого, даже в каком-то смысле грязного поприща. Не такого грязного, как у земледельцев, что засветло уходили в поля и проливали ручьи пота до тех пор, покуда нещидящее никого и ничего солнце вновь не закатиться за горизонт… Или не такого грязного, как у старателй, что добывали из недр матери-земли пищу для прожорливой, не знающей меры людской алчности. Грязь сей работы отнюдь не пачкала рук, не застревала между ногтей и не въедалась с морщина в кожу. Она марала душу, бесщадно и вероломно. Однако, даже этой грязи не под силу запятнать чёрную как ночь психею, якобы скоптившуюся под жаром навязанных идей.
Таким людям, как сей господин за дубовым столом, комфортно купаться во тьме укромных комнат. Скользящие по тканям одеяния и коже тени приносили сердцу отраду, а звенящая тишина ласкала слух, становясь катализатором для зарождающихся в умах планах. Неизвестный доселе и оставшийся им навсегда, отныне и вовеке веков, ожидал такого же безликого, скрытого от посторонних глаз коллегу. Их настоящие имена никогда не произносили уста кого-либо, существовашего на свете. Сложное и по своему прекрасное, обратное славе понятие было для них гораздо дороже любых богатств, которым вообще возможно владеть.
Такие разные снаружи и абсолютно одинаковые внутри, господа безмолвно обменялись взглядами, принимаясь стягивать кольца и перстни, щедро золотившие их руки. Раскладывая их на пергаменте в строгом порядке, со стороны могло показаться, что собравшиеся в богами забытом месте решили сыграть партию в шахматы, а их украшения играли роль импровизированных фигурок. Искушеный свидетель, если бы такой существовал, мог бы отметить, что почти попадал в точку, строя подобного рода метафору. В метсах, где украшени ложились на пергамент, поверхность бумаги медленно но верно начинала вырисовывать линии, точки, надписи, собираясь ни во что иное, как карту Терры, хранящую гораздо большее, чем названия населенных пунктов и протяженность тех или иных дорожных трактов.
- Наши встречи стали редкими. – отметил один из них, чей лик полностью был поглощён тенью. Тьма скрывала его ехидную ухмылку, а тишина наоборот – подчёркивала некую насмешку в его басистом голосе;
- Однако ничего не сулит нам полностью избавиться от них. – глас опонента пестрил уверенностью и спокойствием, рассудительностью. Отражаясь эхом от стен пустой комнаты, звонкий голос искажался и приобретал нотки вездесущего присутствия. Собеседнику казалось, что когда уста его коллеги раскрывались, вылетевшие из них слова звучали где угодно, только не перед ним самим;
- Ты настоял на разговоре и я готов тебя выслушать. Что за важное дело свело нас вновь в этих стенах? Надеюсь, вопрос стоит свеч.
- Как ты успел заметить, мы не собираемся здесь просто так. Вопрос стоит целого куска земли, который уже давнее время нагло пытаются оторвать от того, что по праву принадлежит нашему Лорду.  – указательный палец говорящего опустился на очерченные границы, обрамляющие каллиграфические литеры. Они гласили «Владения семьи Баллестьер». Собеседник, устремивший взгляд вслед за движениями пальца, скептически усмехнулся.
- Я владею огромным количеством информации про эти земли, как и про то, что на них происходят. Почему решать этот вопрос надумали именно сейчас?
- Наследник… - ответил тот, что вошёл в окутанную мраком комнату последним - … Его время пришло. Боги благоволят нам,  ведь его лояльность Лорду неоспорима! Подобно нам с тобой предок графа разоблачает врагов и служит во благо человеческого рода.
- Такие слова на счёт грязнокровки рождают в моём разуме лишь сомнения, даже из твоих уст. Наверняка ты владеешь неоспоримыми гарантиями того, что говоришь. И да, то, что он служит нам мне тоже известно.
- Я очень рад твоей осведомлённости. Теперь я взываю к мудрости. Нам следует решить, каким образом наследник доберётся до пункта назначения. Я бы хотел обезопасить это действо, предлагая эскорт с охраной. Наследник должен вернуться на родину целым и невредимым.
- Исключено. – сказал так, будто отрезал, сидящий напротив господин, на что в ответ собеседник удивлённо округлил глаза и откинулся на спинку стула;
- Видимо, я гораздо более осведомлён о ситуации, чем ты. Баллестьер должен прибыть тихо, незамеченным. Советник этих земель будет использовать все ресурсы, дабы помешать наследнику добраться, если об этом станет известно. Эскорт обратит слишком много посторонних глаз, поэтому завуалируйте это как поставленную оперативную задачу. Однако, представьте к нему Наблюдателя. Любая информация должна доходить до нас по дуновению ветра…

Тихое Утро... Восходящее солнце ещё только выглянуло из-за горизонта, обвитого краповой лентой разливающегося света небесного светила. Червонный диск поднимался лениво и неохотно, освещая качающийся ковыль в алые оттенки. Ароматы цветения, разносимые ласковым ветром, смешались с тяжёлым запахом дорожной пыли, знаменуя раннему путнику долгую дорогу.
Всё началось отсюда, на развилке. В месте, где несколько широких троп сходились воедино, убегая в разные стороны света. Наездник спешился. Удерживая вороного коня за поводья, он медленно подошёл к указательному знаку. Заскорузлая деревянная табличка, смотрящая острым углом на восток, гласила – «Дальний дол».
Дол, который именовался дальним, когда-то давно принадлежал очень влиятельному господину. Обширные охотничьи угодья, некогда неплохо обжитые слугами, довольно скоро пришли в запустенье - землевладелец, мягко говоря, увлёкся, и популяция многочисленных видов животных попала на стол, стала украшать уютное жилище в качестве чучел, сложилась в гардеробы знатной семьи красивыми, играющими на солнце и спасающими от холодного дыхания зимы шкурами. Поныне в этом глухом месте лишь валят лес, собирают грибы и ягоды, а дома, принадлежащие леснику и поданным, были брошены по неизвестным причинам. Ходила молва, что их выселил сам господин, но другие утверждали, мол, места эти необыкновенные и силится здесь не желает ни человек, ни зверь, ни уж тем более нечисть...
Скрывающий своё лицо за капюшоном странник стоял на перепутье… В прямом и переносном смысле. Долг тянул его на запад, а сердце на восток, разрывая сознание и мысли на две равные части. Желания и обязанности - стороны извечного, старого как мир конфликта, две части конфронтации, чей конец оставлял лишь звенящую тишину недоумения.
Арчер невольно усмехнулся. Он осознал, что чаще следовал по течению, а в редкие моменты, когда жизнь давала ему выбор, погружался в раздумья. Воистину в дорогах много символизма! Мысли об неоднозначности смыслов вдохновляли господина на рассуждения. А в это время обязанности и желания, находящиеся на чаше весов, продолжали символизировать равновесие… Пока к позыву «я хочу» не добавилось «я должен».

-Я должен ей помочь! - пронеслось в его голове вихрем, раздувающим парус решительности -Она многое сделала для меня тогда. Я не могу ее бросить...

Скорее, то был зов сердца, нежели клич разума, но сейчас Балестьер не видел разницы в понятиях. Воодушевленный ходом своих мыслей, он немедля хватается за деревянный столбик и вырывает указательный знак из земли, устанавливая его в противоположную от места назначения сторону. Алиби перед самим собой… Зыбкая почва для самообмана. Но как же нужна она была, эта почва! Как важна стала в этот ответственный момент! Теперь он мог списать все на то, что по ошибке, торопясь, перепутал дорогу. Знающие Арчера люди едва ли сему поверят, но таких было единицы. И одна из них сейчас ждала последнего в месте под названием «Дальний дол». Такой дальний по нахождению в пространстве, но почему-то такой родной и близкий сердцу. Балестьер поймал себя на мысли, что хочет туда гораздо больше, чем вернуться в родные земли, однако сказать точно отчего он не мог. Предчувствия, не более. Посему и путь наследника лёг на восток.

Разгорался день, а дорога скорилась. Большаки и тракты, тропинки и дорожки, пронизывающие Терру вдоль и поперёк, также богаты пейзажами, сколь щедры на неожиданные встречи, сулящие как правило неприятности. Однако наездник, который явно торопился добраться до места назначения как можно скорее, упускал из виду и красочные картины, которые щедро рисовала природа, так и уготованные фатумом сюрпризы. Счастливчик бросал кости, а судьба явно ему благоволила. И вот, казалось бы змеиные глаза сверкнули леденящим душу светом, как рёбра граней тут же меняли ритм своего незатейливого танца и показывали совсем иной, благоприятный результат.

К полудню будущий наследник, оказавшийся в момент довольно своенравной персоной, почти настиг места пребывания адресанта. Солнце повисло высоко в чистой лазури небосвода, одаривая лесную опушку блеском небесного злата. Далее путь путешественника по дорогам Терры лёг аккурат через чащобы, из-за чего ему пришлось спешится. Взяв Соломона за поводья, Арчер направился к дому на отшибе.

У аристократа было достаточно связей, дабы приобрести заброшенный дом у того самого знатного господина. Последний охотно продал большой сруб, принадлежавший леснику. Большой двор, конюшня, огород и маленький садик… Хозяин даже утверждал, что где-то неподалёку, в глуши, бьёт ключ с холодной, чистой как слеза водой. Природа, тишь и благодать - надёжные союзники, когда нужно укрыть кого-либо от посторонних глаз. Это было, пожалуй, одним из главных критериев Ио по выбору своего жилища, а вот почему именно, Арчеру выяснить не удалось. Уж слишком редкими оказались беседы двух полуэльфов, дабы тратить их на подобные вопросы. Однако… Последнее сообщение, полученное от Иоанны, показалось Балестьеру довольно тревожным. Тревожным настолько, что он воспользовался моментом и явился на пороги дома на отшибе лично.

Незванный гость шагал по двору под аккомпанемент заливающихся от звонкого пения птиц и шелеста листьев. Его взору открывался тот самый деревянный домик с каменным фундаментом и резным крыльцом. Из кирпичной трубы, что тянулась к лазурному небу, медленно вылетал сизый дымок, что намекало Арчеру о том, что хозяйка в данный момент находится дома. А в голове вихрем летали мысли - какая же у неё будет реакция? Удивление? Приятное или нет? Ведь они так давно не виделись и не разговаривали с глазу на глаз. Воспоминаний было так много, что если бы голова Балестьера оказалась сундуком, то наверняка крышка тут же сорвалась с петель и высвободила весь багаж памяти на белый свет горящего дня. По обыкновению уверенный в себе господин даже приметил, как его ноги дрожат в коленях, покуда он медленно поднимался по крыльцу. Деревянные дощечки предательски поскрипывали, выдавая присутствие чужака. Невольно казалось, что всё вокруг устроено так, дабы никто вошедший на этот двор не остался незамеченным! Было ли это сделано специально, или нет, Арчера мало волновало. Сейчас он задумчиво завис с занесёным над дверью кулачком, набираясь смелости наконец постучать. Глубокий вдох и медленный выдох, и вот перстни будущего наследника выстукивают по дереву звуки предстоящей беседы. Перехватив походную сумку с тем, чем он желал поделиться с хозяйкой дома, он отошёл назад на пару маленьких шажков, продрал горло и осмотрелся по сторонам, ожидая, пока ему откроют. За порогом же ни единого звука, ни одного заветного шороха… Не уж-то ушла, оставив печь горящей?

- Ио? - отозвался наконец голос Арчера, покуда последний с недоумением таращился в дверь. Балестьеру показалось, что он услышал за дверью чьи-то тихие, лёгкие как пёрышко шаги.

- Это я, Арчер! - в ответ лишь тишина. Кукушка, издавшая свой клич где-то неподалёку, наполняла неловкий момент излишним символизмом, заставляя гостя нервничать ещё пуще...

Отредактировано Арчер Балестьер (02.04.2021 20:35)

Отворять двери незваному гостю явно никто не торопился. Одна тщетная попытка достучаться до хозяйки сменяла другую, повышая градус тревоги всё с каждым разом всё пуще. Тишина на пару с щедро дымящей трубой дымохода сбивали с толку - неужели оставила огонь без присмотра, а сама ушла во двор? Или того хуже - в лес, где тенистые чащи сплетают узоры древ и ветвей на фоне синего неба? А ведь подобный вариант вполне вероятен, ведь ночи в этих местах дышат морозцем студёных ключей, которые так богато одаривают лесную почву столь необходимой влагой. Прогревает дом... Допуская этот вариант, Арчер был уверен, что найти при подобном раскладе давнюю знакомую будет просто-напросто непосильной задачей. Обстоятельства диктовали единственный верный вариант - осмотреть двор, а после остаться ждать возвращения владелицы одинокого жилища, что ютится в самой гуще лесных чащ.

Быть сему плану воплощенным в жизнь, да лихой хитрец-случай вновь всё переиначил… Баллестьер вздрогнул - нечто твёрдое грубо ткнулось ему в плечо, недвусмысленно намекая - обернись и будь готов ко всему. Однако, встретить незнакомца с топором наперевес Арчер никак не ожидал, а следовательно и готов не был! Тот рыжеволосый парнишка, который доносил до гостя столь резкий жест как побуждение к действию, отошёл ровно на шаг назад, занося топор с плеча. Полуэльф даже опешил на мгновение - вот это гостеприимство! Одно мгновение подобно осеннему ветру поднимает листья мыслей в пляс. Ошибся домом? Забрёл не туда? Какая разница? Ведь угрожающий блеск холодной стали уже сверкнул в солнечных лучах, сползая по режущей кромке от одного острого края к другому.

Славный молодец знал своё дело хорошо. Стойка, замах, дистанция… Что-то намекало Арчеру - этот парень способен разрубить не только поленце, но и дать отпор нежеланным гостям, посягнувшим на, видимо, его имущество. Но холст мыслей уже оказался стёртым, рассуждения померкли в стуке сердце, вымеряющим подходящий момент для манёвра. Сейчас или никогда! Но не успел он и пальцем пошевелить, как идиллию пения птиц и шелеста листьев разрывает до боли знакомый женский голос. Звонкий и чистый, сей глас отвлёк мужчин на линии удара топора. Дружно обернувшись в сторону, они завороженно наблюдали, как женственная фигурка спешно бежит в их сторону.

Это была она… Балестьеру было достаточно одного мгновения, одного взгляда, дабы узнать ту самую девушку из академии. Если остальных живущих под единым небо время не щадило, то в её случае всё было в точности да наоборот… Иоанна воспряла женственностью, а её грация, как огранённый алмаз, была обрамлена стройной фигурой. В остальном она почти не изменилась... Лишь волосы, что так завораживали парня в далёкой юности, стали походить на пышные локоны белёсого ковыля, который так легко покачивается в нежном дуновении гонца ветра зефира.

После стольких лет сотни раз прокрученная в голове сцена их встречи обрастала деталями, которые Арчер явно не горел желанием учитывать. Джим, стало быть? Значит, этого ярого и бесстрашного защитника Ио хорошо знала, в чём Балестьер ещё раз убедился позже - тогда, когда она так властно подтянула паренька к себе, как надёжную опору и защиту.

Лицо девушки отражало невозмутимость, а вот паренёк явно был сбит с толку… Впрочем, сейчас явившийся по просьбе в письме отчасти мог разделить его чувства.

-Теперь это наш дом. - горькой хиной запеклась сия фраза не его губах, а сердце внутри сдавило тисками… Мало того, что его, сделавшего так многое просто-напросто не узнали, так ещё и заговорщица-ревность загоняла Арчеру раскаленные иголки под ногти. На какое-то мгновения наследник осознал, что искренне желает того, что он просто напросто ошибся, обознался, действительно сбился с пути и наткнулся на другой дом. Однако… Созерцая блеск в глазах, в которых доселе уже наблюдал своё отражение, песчаные столбы надежны предательски рассыпались в прах.

Каков же метафорический образ надежды? В случае с Арчером, это определённо был феникс - тот самый, что погибает в огне, дабы вновь возродиться из пепла. Так и его надежда восстала - может, он так изменился за эти годы, что Ио его не узнала? Может этот слепящий глаза свет так предательски падает, заслоняя тенью от капюшона его лицо? Бесчисленное количество этих самых “может” и “не может” загорались огоньками в разуме Балестьера, заливая бальзамом душу. Наверняка всё именно так и было… Осталось лишь явить себя. Но…

Одно большое, жирное но. Что если Ио узнала его? Узнала, но отчего то делала вид, что видит его впервые. Для чего эти игры разума понадобились в столь щекотливый момент, было второстепенным вопросом. Балестьер хорошо знал Иоанну… По крайней мере, он любил так считать. А ещё он любил считать то, что она никогда и ничего не делает просто так. Видимо, даже для столь холодного приветствия спустя такое долгое время находилась причина.

Пожалуй, стоит отметить, что чувствовать ситуацию Арчер умел как никто другой - издержки профессии. Посему и играть по чужим правилам, на чужой территории для него казалось вещью довольно логичной. Стянув наконец капюшон, незваный для одного, и хотелось бы верить, желанный для другой гость добродушно улыбнулся, отшучиваясь;

- Стало быть и меня дороги Терры потрепали настолько, что меня начали путать с поленом… - сквозь улыбку молвил Арчер, указывая на топор в руках рыжеволосого паренька. Последний шутку явно не оценил, закрывая собой девушку. Не проронив ни слова, Джим скрещивал клинки взглядов, высекая искры недоверия.

Жизнь без чувства юмора черна и однотонна. Не умея посмеяться над ситуацией, и что немаловажно - над собой, не сыскать покоя и радости. Но люди, как и снежинки - все разные, и не сыскать двух одинаковых снежинок в этом хороводе под названием жизнь.

- Меня зовут Арчер. - стирая ухмылку представился наследник знатного рода - Арчер Балестьер.

Никаких фанфар в честь его прибытия не последовало, ровно как и некого удивления на лице рыжего владельца увесистого топорика. Что же, аристократ вполне допускал факт того, что не все люди, населяющие Терру, могли что-либо слышать о нём или о его роде. Да и откуда простому охотнику знать всю эту ерунду?

- Я ищу кое-кого, одну девушку по имени... - Арчер слегка поднялся на цыпочки, пытаясь заглянуть за спину Джима. Реакция девушки на представление могла бы дать хоть какие-либо ответы на вопросы, задавать которые в данный момент очень неудобно. Что до Джима… Балестьер более не видел в нём неприятного сюрприза, отчасти… Мужчина, защищающий кров и хранительницу очага заслуживал уважения.

- Иоанна. - наконец вымолвил он, скрепя сердце - В этой сумке еда, вещи и немного денег, правда, не уверен, что они могут быть полезны в такой глуши… Всё это принадлежит хозяйке дома.
Принимать даров от незнакомцев гордый добытчик в лице рыжего парня не намеревался, впрочем, как и отвечать нежеланному гостю;
- Уверен, всё это большое недоразумение. Послушайте… Примите эти припасы и деньги в дар за мою бестактность. Я понимаю, что люди в этих краях не жалуют гостей, тем более незнакомцев. Но у меня есть одна просьба.

Настала очередь Джима для усмешек. Его явно немного задобрила любезность  господина. Надежда… Вот и она наконец посетила молодого охотника. Парнишке искренне хотелось верить, что всё это действительно недоразумение, но, пожалуй, только двое по обе стороны беседы знали, что это далеко не так.

- Моему коню нужно хорошенько отдохнуть с дороги, да и мне тоже. А у вас во дворе такой замечательный сарай… Это вы его построили? Хотя, что за вопросы, конечно же вы, это же ваш дом. Так?

Наконец Балестьер был удостоен единственного, короткого кивка от неразговорчивого владельца, которого, к слову, Арчер в купчей даже не прописывал… Всё это походило на ярую дерзость, которую аристократ усердно пытался гасить в глубине души.

- Будьте милосердны к путникам, и путники будут милосердны к вам… Своими редкими визитами. Что скажете, уважаемая? Позволите моему коню напиться воды и передохнуть, пока мы вместе перечитаем полученное мною письмо и от души посмеёмся, какой я простофиля?

Рукотворный пейзаж резал взор острыми углами серых зданий. Идеально ровные линии выстраивали запутанный лабиринт тенистых улочек, что пронизывали город словно капилляры. Они связывали крупные артерии торговых улиц, что душили обилием разношёрстных масс, сплетали маленькие дворики, пестрящие пропитанными атмосферами тех, кто их населял. Казалось, что даже природа, способная разрисовать архитектуру по своим канонам, предпочитала разбавлять нагромождение выверенных форм унынием свинцовых небес и непроглядной пучиной густых туч, что царапали себя об острые шпили башен ратуш. Прохудившись об тот или иной флюгер, пуховые небесные гиганты кровоточили холодным дождём, чьи капли разбивались в дребезги об каменную брусчатую шкуру ненасытного зверя, переваривающего в своём брюхе люд всех мастей. Камень, отражая в зеркальных осколках разбитых дождевых капель нависающее небо, казался гораздо более тёмным, подобно губке вбирая все самые густые краски.
Тот, кто жил под чужим именем едва-ли не с рождения, возомнил, что сливался с палитрой геометрии, жаждущей цвета, тепла и солнца, что так давно не высовывало свой лучезарный лик над этим местом. Один из тех капилляров нёс двуликого по своим скудным просторам, неумолимо сужаясь с каждым его спешным, сбитым шагом. Только стук каблуков сапог и звон разливающейся воды были его верными компаньонами, а густые тени, что падали от острых углов закоулков, делили пространство мрачного от непроглядно тёмного. Тяжёлой поступью идущий застыл над зеркальной водной гладью, собравшейся в глубокой ране того самого ненасытного, всеядного зверя. Мутная смесь песка, пыли и грязи отражала его затянутый вуалью лик достовернее, чем любое другое, гораздо более изысканное зеркало.
Позади послышались шаги. Эхо ударило в затылок тупым обухом, и незнакомец в длинной мантии, резко развернувшись, опустил длань на рукоять своего клинка. В этих местах частенько приходится драться за собственную шкуру, насколько бы паршивой она не была. Мутная клякса чёрного как ночь незнакомца была до боли ему знакома, в каком-то смысле даже родна. Родна настолько, что вязь разношёрстных форм его необычного наряда вызывала успокоение и некую ухмылку, такую, которая наползает на лица тех, кто видит своего давнего удалого знакомого в добром здравии спустя много лет. Некогда крепко сжимающая рукоять меча рука сорвалась с холодной стали вместе с несколькими каплями дождя.
- Ты следишь за мной? – бросил он в другой конец тесной улочки, как усмешку. Тёмный силуэт лишь коротко мотнул головой, украшенной экстравагантной шляпой. Неспешные шаги навстречу друг-другу на пару с оглядками украдкой, и вот они стоят лицом к лицу – такие разные снаружи и такие одинаковые внутри. Похоже, та самая улочка, на которой происходила встреча, являлась единственным в своём роде зеркалом, способным отражать психею, а не материю и преломляющийся свет;
- Не в этот раз, Давид. – глухо буркнул усталый глас тёмного незнакомца, опустившего взор на крохотную лужицу под своими ногами. Последний безумно любил выбивать своих коллег из колеи, называя их истинные, никому не известные имена, и до скрипа в зубах ненавидел собственное отражение… Ненавидел настолько, что был готов стереть его с лица этого мира. Посему лужица оказалась накрыта тяжёлым сапогом, а ненавистное отражение – раздавленным. Собеседника тронула игла укора – как он посмел извергать из своих уст потаённое имя? А между тем тёмный господин продолжал молвить, улавливая фон изменчивой уверенности.
- Если я и следил за тобой, то ты никогда этого не узнаешь.
- Угу, - выразил он наполненное скепсисом согласие – Скорее, я бы был уже мёртв.
- Ну что ты… - дёрнул струну наигранного расстройства тёмный господин, поправив острый уголок своей шляпы. Дождь был так щедр на слёзы, что они скапливались в уголках треуголки. Покуда последний качал головой, разыгрывая досаду, они струйками сыпались на широкие плечи и ручейками скатывались к наземь;
- Ты же знаешь, я не убийца. По крайней мере сегодня.
- Все мы делаем исключения… - слегка замялся тот, кто доселе наслаждался одинокой прогулкой - … Временами. Какие новости ты мне принёс?
- Тревожные. – недовольно ответил обладатель треугольной шляпы, не скупясь на эмоции в некогда сухом голосе. Его собеседник навострил уши и прищурился, наблюдая за особой грацией неспешности тёмного господина. Тот молвил медленно, тянул интонацию и делал бездонные пропасти пауз. Казалось, что человек, занимающийся столь важным делом и чья стезя диктовала быть буквально в нескольких местах одновременно, абсолютно абстрагировался от своего нелёгкого ремесла. Взгляды в никуда и оттенки задумчивости украшали его как мечтателя или философа, который, в свою очередь, отчасти им и являлся;
- Наш птенчик залетел не в то гнёздышко. – ответил он после очередной растянутой паузы, разбавленной звуками шуршащего по чешуе черепицы крыш домов дождя. Уста его тронула улыбка, будто новости, что он принёс из другого уголка Терры, не являлись тревожными вовсе. Однако это было не так. Почему же он улыбался? Что веселило мужчину в тёмном наряде? Наверное, сказать точнее, его склад ума и особый взгляд на окружающий мир, как и на то, что в нём происходит. Именно вырванная из контекста фраза, которую он подслушал, отдавалась сладостью уместности на устах;
- Александр не учит конспирации?
- Довольно загадок! – вспылил Давид, махнув рукой и сбивая тем самым несколько капель дождевой воды, стремящейся наземь – Говори по существу, у меня мало времени. И не упоминай его имя в таком ключе…
- Вот как? Хорошо. – некие нотки недовольства послышались в речи господина в шляпе – Наследник свернул с намеченного пути на развилке. Странный малый, скажу я тебе… Представляешь, он вытянул из земли дорожный знак и развернул его в другие стороны света. Ох, если бы не я, то торговый караван наверняка бы свернул не туда…
- Зачем он это сделал? – выяснял Давид, не прекращая щурится. В данный момент столь необходимой как воздух информации из рассказа тёмного господина оказалось настолько ничтожно мало, что собеседник пытался выведать некие факты пристальным взглядом. Тщетно… Как не смотри на чернильную кляксу, размазанную меж строк письма, она никогда не откроет тайн, не сотрётся с поверхности пергамента;
- Зачем? Давид… - и вновь изнурительная пауза и взгляд куда-то вверх, в бездонную серую проталину в туче, что так щедро усыпала землю дождём – Что движет подобными людьми?
Давид молчал, считая, что поставленный вопрос был риторическим. Однако незнакомец в треуголке не торопился продолжать, взирая в глаза своего собеседника с некой ухмылкой. Одно мгновение сменяло другое, время тянулось медленно и изнурительно, а видевший многое и умалчивающий ещё большее продолжал пытать своего коллегу растянутой как струна паузой. Наконец уяснив, что Давид скорее удавиться, чем будет выдвигать свои предположения, он вновь заговорил;
- Власть и женщины. Как ты, надеюсь, понял, свернул он явно не в ту сторону, где его ждала власть…
- Кто она? – поинтересовался Давид. Он явно был не из тех, кто рассуждает вслух и сокрушается – ему нужны факты и только они, как самое ценное сокровище во всём белом свете;
- Полуэльф, такая же, как и он. Мне удалось выяснить, что им приходилось учиться вместе в школе радуги. Её зовут Иоанна. Пока что это всё, что мне удалось узнать. Она тёмная лошадка, Давид… Или, точнее сказать, белый лист, чистый холст. У таких очень богатое прошлое.
- Проклятье… - выругался Давид, оглянувшись назад – Мне нужно возвращаться в крепость. Что-нибудь ещё?
- Да. Наш птенчик переписывается с ней очень и очень давно. Он купил её заброшенный дом у Дальнего дола, видимо, хочет от кого-то спрятать. Она ждала его, но… К ней прибился один парнишка – притворялся немым. А как только наш благодетель вернулся, то язык у него развязался. Доносчик. Всё это время он терпеливо ждал возвращения наследника.
- Человек советника? – переспросил тот, кто чувствовал то, как вокруг его шеи затягивается петля недостатка времени – Ты устранил его?
- Конечно, Давид. – согласился человек в чёрном наряде, передавая добытое письмо-донос своему собеседнику – Наследничек натворил делов, это залёт. Прикажешь мне отрезвить его?
- Нет, не сейчас. Просто заставь его поторопиться – пусть скорее возвращается на намеченный курс. Он не должен узнать, что за ним ведётся слежка.
- Хорошо, Давид, я всё сделаю. – поправив шляпу, тёмный господин склонил голову в поклоне и сделал несколько шагов назад, ступая на линию очерченной на брусчатке тени. Шаг, один, другой... И вот тёмная фигура полностью растворяется в бархатном мраке одинокой улицы. И только дождь заливает сей капилляр кровь небес по сей день, изредка отражая на поверхности луж силуэты тех, кто доселе по ним бродил…

Встреча разыграна по новым аккордам судьбы, и события, как чарующие мелодии, быстро перебирали ноты. Такой знакомый голос девушки как отголосок далёкого, беспечного прошлого ласкал слух гостя. Речь светловолосой полукровки лилась звонко как ручеёк, покуда стук сердца наследника то и дело пропускал удар за ударом. Иоанна узнала его, и разгоняющая по телу кровь мышца была готова вырваться из груди, ликуя, а на лик просилась искренняя улыбка. Покуда последний таил в нутре радостный смех, а его разум хранил слова, которые лучше говорить, а не писать в письмах, душа вбирала в себя все краски лесного пейзажа. Именно эту яркую палитру и весну в своём сердце Арчер пронёс через порог дома, когда ему позволили войти.
Как же желанно было это признание – признание того, что его помнят, а значит и ждут… Идея эта пусть и навязчива, но чистая, искренняя… Именно та идея, которая даёт человеку сокровенное знание что он нечто большее, нечто гораздо более сложно и тонко устроенное, чем обыкновенная песчинка в бескрайней дюне под названием мир.
Золотой момент это тот, что вбирает в себя мысли о прошлом, эмоции настоящего и желания будущего. Именно этот момент ловил за хвост Балестьер, прикрыв глаза и стоя в порогах за закрытой за спиной дверью. Настоящий вихрь воспоминаний пронёсся над ним – письма, строки, мысли, ночи и вечера с пером, чернильницей и бумагой. Сколько же их было написано? Десятки? Сотня? Балестьер уже сбился со счёту, ровно как и не мог сказать точно, сколько же времени прошло с момента их последней встречи. Сокрушительная волна этих потаённых, но безумно приятных эмоций захлестнула его с головой. Всё вновь померкло… Не осталось ничего, кроме его самого и той, кому было адресовано несчётное количество слов на пожелтевшем пергаменте. К сожалению или к счастью, не все они оказались выстроены в строки и тексты, однако Арчер принёс их с собой, в своём разуме. Эти слова принадлежали ей и никому больше, посему аристократ и хранил их как зеницу ока.
Будто наваждение, не иначе… Даже некогда странные мысли о рыжеволосом парне под именем Джим просто канули в пучину радостного момента, окончательно захлебнувшись. Не назови Ио его имя – так бы Арчер его никогда бы и не вспомнил…
Желание наконец лицезреть её, а не представлять, устремляя взор в небо или потолок, заставляют Арчера открыть глаза. Какой же завораживающей была грация обладательницы светлых волос в интерьерах сего жилища… Дом давным-давно принадлежал барону, и посему в его стенах можно было разглядеть вещи, пестрящие роскошью и утончённостью. Вот деревянный пол укрыт не самым дешевым ковром, а тут обыкновенный столик из нескольких деревянных брусьев, угловатых и грубо обтёсанных, был заставлен резными стульями, блестящими лаковым покрытием. Медная посуда ютилась с серебряными кувшинами, а керамические горшочки частенько виделись с кованными вилками и ножами. Сколько же контрастов горело в этом доме, и самым ярким из них была его хозяйка…
Она как раз молвила о конспирации, рассуждая о неких безумных фактах небыли, что украшают книги интересных историй. В жизни всякое бывает… Но Арчер лишь немо улыбался, наблюдая, как медленно, но верно женский силуэт шагает к нему. Балестьер уже начинал ощущать окрепшую уверенность, готовность вновь творить речь, но одно лишь касание прохладных рук до его щёк разрушает всё. Фарфоровая маска сдержанности треснула и рассыпалась под ноги. Сердце сжалось в кулачок, а вместе с ним и руки, заключающие девушку в крепкие объятия. Зажмурив глаза, наследник чувствует, как эмоции высекают из его глаз искры, а тихий шёпот стремится к уху дорогому человеку из далёкого прошлого.
- Ио… - ответом на все вопросы стремится из его уст со вздохом, полным восторга – Во имя Великих, как же я по тебе скучал…
Не желая разрывать крепких объятий, тёплые руки наследника уложились на тонких чертах её плеч и спины. Разум ликовал – та, что он так хотел сберечь всеми правдами и не правдами мира, сейчас цела и невредима. Он справился, с ней всё хорошо…
- Ничего не случилось, всё хорошо…
Шелест шёпота как успокоение – неужели она волновалась? Не уж то поблизости затаилась некая тревога? Эти терзающие душу вопросы будут заданы, ведь они одни из самых важных для него сейчас. Лишь мелкая оглядка на закрытую дверь как далёкое воспоминание из не менее далёкого прошлого. Теперь, в этот раз, в этот прекрасный момент сюда никто не постучится, никто не войдёт. Никто не видит их радости, окромя предметов убранств и быта.
- Каюсь, флакон с нашей справедливостью остался где-то в стенах залов Созидания, там, где давно не ступали мы. Наверняка тот сад ещё пестрит нежными оттенками твоих волос, Ио. Однако… - слегка отпрянул он, улыбаясь и заглядывая в глаза полуэльфа – Сосудом нашей справедливости стало моё сердце. Давай присядем? В ногах нет правды. Твоё письмо… Оно меня встревожило, и я не мог не приехать. Что происходит, Ио?

Правда – великое благо. Каждый живущий под одним небом ценит его на вес золота. Но что же происходит, когда тот или иной убежденный ценитель истинны становится удостоен подарка судьбы? Отчего порой она ложится на плечи тяжёлой сырмягой? Грубой и колкой, душной, далеко не той, какой её воспевают те, кто изволит сыскать истину?
Говорят, что правда у каждого своя. Может, это равноценно тому, что примерять чужой наряд? Один велик, другой мал… И редко найдётся такой, который будто сшит прямо по тебе. Наверное, именно поэтому Арчер испытывал это странное чувство… Чувство, будто уготовленное для него тесное одеяние правды само затягивало крепкий пояс, лишая возможности дышать полной грудью.
Если бы неведение было чем-то материальным, вещью, которой можно коснуться, то наверняка оно имело бы текстуру, схожую с шёлком. Неведение сидит на плечах гораздо свободнее, и Балестьер убеждался в этом на своём примере. Какими же лёгкими на контрасте оказались мысли, в которых он безустанно гадал о судьбе Иоанны. Будто дрейфуя в море вопросов, ответы на которые крылись глубоко на дне острыми как бритва камнями, он надеялся, что вот-вот встанет на твёрдую землю предсказанной истинны. Он надеялся на нечто гораздо более безобидное, снисходительное… Эта наивная, навязчивая идея пьянит даже самый крепкий разум ничуть не хуже, чем та медовуха, что сбивает с ног завсегдатаев вечно хмельных таверн.
Всё началось довольно невинно… Почти. Если бы не эта просьба присесть, то Арчер наверняка бы не прочувствовал всю потаённую суть предстоящей беседы. Сложно судить, сколько времени в итоге тянулся разговор тех, кто не видел друг друга достаточно давно, но всем сердцем мечтал о моменте встречи. Сейчас же сей момент настал, и истинна, как река, начиналась с неспешно бегущего ручейка её звонкого смеха, с блеска некой тоски в жемчужной улыбке, в тяжелеющем взоре, что то и дело падал наземь. Молния уже давным-давно сверкнула в разуме Иоанны, а гром разразиться опосля в словах откровения, затихая во власти бревенчатых стен. Так уж вышло, что важная правда, которую желал уже не только Балестьер, но и его неустанный, незримый «наблюдатель», досталась только им двоим. Пусть сей факт вселяет некую призрачную надежду на то, что в мире ещё есть такое понятие как справедливость.
Наследник последовал просьбе и опустился на деревянный стульчик, водрузив руки на широкий стол. На его лице ещё проглядывалась улыбка, а в голове стелился туман встречи, о которой он так давно мечтал.
— Знаю, ты очень занят и тебе нужно домой, Арчер… - как-то скомкано начала Ио, отчего от улыбки остался лишь некий призрак, мираж, не более. Семя тревоги уже было бережно засеяно в почву сознания полукровки. Мгновение другое, и семя даёт росток – откуда она знает, что он возвращается домой? Ведь ничего подобного Арчер никогда не писал в своих письмах. Догадалась, или же знает гораздо больше? Мысли сейчас побежали по стезе рабочей деятельности, если бы не наткнулись на одно большое препятствие – слова, что слетели с уст светловолосой хозяйки дома;
— Хочу поблагодарить тебя за всё, что ты для меня сделал. Поверь, я понимаю, мне не расплатиться за такой подарок до конца жизни! – слова благодарности звучали особенно сладко… Пусть Балестьер и считал моветоном показывать своего удовольствия от услышанного, он всё же улыбнулся и уверенно кивнул, сам не понимая зачем – то ли соглашаясь, то ли наоборот – отмахиваясь, готовясь скромничать и принижать свои заслуги. А были ли они вообще? Один вопрос возник в разуме, и ухмылка вновь стирается с полотна его лица;
- И всё же, сколько я должна за всё это, м? – к сожалению, это был не разум. Слова высечены её устами, теми, которые так жарко касались его давным-давно, в момент их первой встречи… Тишина уже впитала в себя столь неудобный по мнению Арчера вопрос, повиснув над парнем серыми тучами, готовыми излиться кислотным дождём. Полукровка едва вздрогнул – он явно напрягся и взглянул на Ио с прищуром. Именно с тем недобрым, цепким взглядом, которым он одаривал тех, из кого пытался вытрясти правду. Однако, крепкую сталь рассудительности Балестьер ещё не растерял, а посему ответил уверенно и чётко;
- Ты приняла мою помощь, и тому нет цены выше! – острый взор зацепил некую тень сожаления на лице девушки. Неужели она винила себя за то, что сейчас сказала? На Ио это вовсе не было похоже, отчего Арчер насторожился ещё пуще, однако, имел убеждение, что показывать этого в данный момент нельзя ни в коем случае;
- Не волнуйся об этом, Ио, всё хорошо. Я всегда протяну тебе руку, ты же знаешь.
Иронично, но и здесь полукровка протягивал Ио свою длань, якобы пытаясь утянуть от нехороших, омрачающих желанный момент встречи мыслей. Увенчалась ли эта акция удачей или нет – судить посредственно, и в каком-то смысле даже неправильно. Вся ситуация упиралась в ускоряющееся течение их беседы, начавшейся довольно неспешно и даже в каком-то смысле скромно;
— Расскажи о себе, хорошо? Что у тебя нового? Быть может Веррита уже подобрала тебе остроухую жёнушку, а? – вымолвила Ио, поворачивая парус против ветра. Наследник не смог удержать смешка и помотал головой, начиная свой рассказ с мгновения паузы. Редко ему приходилось открывать кому-то столь пыльный, никому не нужный сундук его воспоминаний… Но оказия диктовала свои условия;
- Веррита? – переспросил он, явно выражая свой скепсис – Я ничего не слышал о своей матери с момента моего ухода на службу. Прости, что не рассказывал об этом в письмах, Ио, я очень боялся, что их могут увидеть лишние глаза. Мы виделись последний раз в школе радуги, помнишь? Когда всё закончилось, я решил, что мне нет дороги домой…
О таких вещах, обычно, говорят с оттенком печали, но по какой-то из причин Арчер выражал обратные эмоции. Взгляд его заблестел искрами воспоминаний об давно минувших днях, о временах, вернуться в которые возможно только на крыльях собственных мыслей.
— Ты вырос настоящим красавцем, – сорвалось с её уст, на что в ответ полуэльф самодовольно хмыкнул;
- Любая девушка рядом с тобой будет абсолютно счастливой – заключила Ио кокетливо, покуда наследник внимательно наблюдал за её жестами.
- Так ли я хорош снаружи, как хорош внутри? – спросил он задумчиво, не отводя от собеседницы взгляда – Природа наделила нас внешними дарами, Ио, но только нам самим подвластно закалять наш характер. Мало быть красивым – нужно быть достойным.
Окрылённый думами о прошлом, он неспешно продолжал свой рассказ, раскладывая хронологию событий по полочкам. Особенно яркими были повествования о новом, ведь теперь, получая столь неоднозначное письмо «свыше», Балестьер с горящим взглядом делился о том, чего у него почти никогда не было – свободы. Парень даже не догадывался, насколько эфемерной она являлась – с грандиозными планами тех, кто стоял за спиной тёмной тенью, с хвостом из незримого преследователя, отмеряющего каждый его шаг в сторону. Его рассказ всё не кончался, а некая тревога Иоанны с каждым предложением всё больше и больше крепчала… Нужно было быть редкостным глупцом, дабы сего не замечать.
Где-то в отрывках воспоминаний длань наследника ощущает мягкое прикосновение её теплой руки. Неожиданный жест не заставил Арчера вздрогнуть, скорее наоборот – расслабиться, осмыслить насколько не важно то, что было, и насколько важно то, что происходит сейчас. Почувствовав, как Ио прижимает его руку к своим ланитам, полукровка теряет нити повествования и опускается на самое дно очей собеседницы. Казалось, будто мир остановился, запечатлев в памяти тот самый миг, находящийся в промежутке между «до» и «после». Стук сердца отсчитывает доли сего мгновения – грядёт тот самый гром чистой и всей правды, уготованной для него. Теперь всё зависело от Арчера – испугается ли он грохота с небес и спрячется под камень, дрожа как осенний лист, или поднимет взор к небосводу, дабы отразить высоким звёздам огонь уверенности, которая не угасая горит в его глазах с момента появления на белый свет.
С каждым новым этапом откровения Иоанны Балестьер делался задумчивее. Он слушал внимательно и не перебивал собеседницу, лишь изредка слегка мотая головой в знак потрясения. Кто бы мог подумать, что судьба распорядится столь коварным, изощрённым образом? Шпионка торгового союза и цепной пёс Александра, сыщик... На бумаге это даже не пахло неким подобием хотя бы сугубо деловых отношений. Однако, у жизни свой сценарий, и актёрам, которым присвоили сие роли, приходилось играть самих себя.
Её история заставила Арчера затихнуть на несколько мгновений. Эти мимолётные миллисекунды были потрачены на построение логических цепочек из звеньев новоиспечённых фактов. Наверняка Ио была готова к тому, что парень будет как минимум ошарашен, не стоит и приукрашивать, что всё было наоборот. Вот она, правда… Тяжёлая, горькая, но такая настоящая! Те, называл добычу истинны своей стезёй воистину разбирались в её сортах и оттенках.
Сын князя оставался потерянным в эмоциях ещё совсем недолго. Перед тем, как молвить от себя и отвечать на поставленные вопросы, он будто опьянённый поднялся из-за стола, уже не скрывая своих эмоций. Настала его очередь нервничать, причём от чего конкретно, он и сам не сказал бы уверенно. На то они и эмоции – возвращают с небес на землю жёстко и стремительно. Не было ни единого шанса на мягкую посадку, однако, вопрос столь неуклюжего приземления ещё стоило решить впереди. Сейчас всё решат его слова, абсолютно всё. Посему, безмолвно направившись к медным кувшинам, он вновь опускает руки в водную гладь, покуда пар его эмоций растворяется в звенящей тишине бревенчатых стен домика в лесу.
- Я соболезную. – ответил Арчер без единой толики дрожи, что доселе овладевали всем его телом. Дежавю как «привет» из далёкого прошлого залетело в приоткрытое оконце, сквозь которое так резво струились золотые лучи солнечного света.
- Ты потеряла родителей, родной дом, имя, а жизнь… - Арчер медленно обернулся, взирая в глаза Иоанны чистым и ясным взглядом трезвого сознания – Она ещё с тобой. Она твоя и ничья больше. Меня ты тоже не потеряла;
Молвил он отражая гранитное спокойствие, нерушимую волю и конечно же надежду, что погибает последней. Сейчас, мягко держа Иоанну за руки, Балестьер видел отпечаток пережитого в отражениях её психеи.
- Это тяжело, Ио, я понимаю твой страх… Мы все боимся рано или поздно, но наступают моменты, когда воля должна облачить нас как самый крепкий доспех.
Наконец уста наследника вновь тронула улыбка. Вот так Арчер примерил одеяние её правды, и был уверен, что сможет его носить на своих плечах. Как он думал доселе – бросать Ио наедине с судьбой он не собирался ни при каких обстоятельствах.
- Преступницы? – переспросил он, улыбаясь чуть шире – Твоё единственное преступление, это сомнения в том, что я могу так просто уйти, испугавшись правды. Ты была права – я приехал далеко не за этим. Я прибыл, чтобы удостовериться, что с тобой всё хорошо. Позволь и мне задать тебе один единственный вопрос – Ты позволишь мне помочь? Доверишься? Я знаю, ты многое потеряла, но у тебя ещё есть то, что стоит хранить как зеницу ока. Жизнь – самое драгоценное, и я даю слово, что сделаю всё, чтобы ты могла сохранить то, что принадлежит тебе…