— Не лезь не в свое дело, снежок. Иначе нарвешься на неприятности.
Пожалуй, именно этой фразы Арнвальд и ждал, вернее, ее ждал его внутренний агрессор, которому только повод дай, чтобы выйти из себя. Мужчина плавно перетек из расслабленной позы в еще более расслабленную, но теперь его правая рука опустилась на рукоять кинжала, который сейчас был зацеплен сзади за пояс легких штанов. Чувствуя под пальцами холодный металл, северянин медленно набирался злости: соперник явно не оценил шанса, который ему дал Арнвальд, разойтись мирно. Громила, хотя сам наемник был выше его на несколько сантиметров, с каким-то странным выражением лица ожидал ответа на свое предупреждение — то ли он радовался, что оппонент молчит, а значит, не знает, что ответить ему, такому умному, то ли не мог взять в толк, почему северянин так спокоен. Видимо, последнее, так как потенциальный насильник, теперь уже наверняка лишенный жертвы, подобрался, отпуская тонкую женскую руку, и покосился в сторону своей компании — мол, чего это он, ребята?
Арнвальду же эта заминка была на руку: есть возможность оценить ситуацию. То, что драться придется, он понял сразу — слишком уж плотоядно смотрел верзила на девчонку, которую нордлинг теперь мог разглядеть. А посмотреть там было на что, даже с учетом балахона, который на ней надет: толстые косы черного цвета, полные губы, приятное лицо, пусть и покрытое мелкими шрамами (хотя кто он такой, чтобы осуждать шрамы?) и хищные брови вразлет, из-под которых она смотрела одновременно со страхом и вызовом. Но самое примечательное из того, что открыто взгляду — глаза. Карие, как показалось Арнвальду изначально, но теперь он мог разглядеть в них расплавленный янтарь, словно смотришь в сам камень. И только сейчас северянин заметил, насколько она низкая — как минимум на две головы ниже, чем эти двое. Что же ты здесь забыла? То, что она и моложе его самого на десяток лет, тоже бросалось в глаза: слишком наивным было ее лицо, словно она и не ожидала, что до нее вообще кто-то может дотронуться. Хотя, как знать? В Вейтрале у многих женщин такой муж, что действительно — лучше отрубить себе руку, чем прикоснуться к его собственности.
Но с осмотром девчонки пора было заканчивать, и Арнвальд перевел взгляд на громилу, одаривая того насмешкой: это точно его разозлит, а злой противник — опрометчивый противник. А потенциальный соперник действительно был массивным: хоть и ниже наемника, он был шире в плечах, и было видно, что под влажной от пота рубахой скрываются крепкие мышцы. Арнвальд окинул его взглядом, припоминая, что за спиной у него нет ни ножен, ни какого-нибудь захудалого ножичка, а, значит, он безоружен. Но разве ходят такие гремлины без оружия, да еще и в портовой части Вейтрала? Арнвальд покосился в сторону его пьяной компании, и ни у одного из присутствующих не заметил ножен, но приметил другое — темные волосы покрывали их руки, а из-под полурасстегнутых рубах виднелась густая шевелюра на груди — у каждого, даже у громилы, что стоял перед наемником. И тогда нордлингу захотелось рассмеяться собственной неудаче: наткнуться на банду потрошителей, да еще и перейти дорогу одному из них! И если бы Арнвальд не был истощен физически, а его резерв не был бы пуст, то он бы справился, возможно, с потерями, но с минимальными — вряд ли пьяные волки опаснее упырей.
Однажды северянин уже встречался с потрошителем, но тогда они разошлись почти полюбовно. На память Арнвальду достался шрам от пасти зверюги на правом предплечье, а тому — глубокий рубец на морде лица. Но тогда и сам он был моложе лет на пятнадцать, и потрошитель только пережил пубертат — силы их были примерно равны. А сейчас Арнвальд даже не был уверен в том, что друзья этого верзилы не вступят в бой. К тому же, без меча нордлинг чувствовал себя не так уверенно, а в таверне его лучше не доставать: слишком мало места для маневра. Но драться придется, это мужчина понимал прекрасно: он встречал достаточно потрошителей на своем пути, чтобы по налившимся кровью глазам и по подрагивающей губе понять, что зверь готов к броску. Но если драться с потрошителем под человеческой личиной Арнвальд еще был готов, то для битвы с волком явно был сейчас слабоват, и оставалось только надеяться, что его новый враг — обращенный. Но, видимо, верзила и сам уже понял, что перед ним не вояка-любитель, а человек, уже не единожды побывавший в пекле — достаточно было посмотреть на его лицо. И сейчас они просто тратили время, изучая друг друга, и каждому для нападения не хватало деталей: Арнвальд не знал, справится ли он в своем физическом состоянии с волком, а потрошитель — одолеет ли закаленного в боях воина. Но бесконечно это бы не продлилось.
Нордлинг решил действовать наугад, надеясь, что ярость хоть и придаст сопернику сил, но она же не даст тому рационально мыслить. Да, обычно Арнвальд и сам был таким в бою: неудержимым и яростным. Но сейчас, с нулевым резервом всех своих сил, он больше думал головой — и она подсказывала вывести противника из себя. На самом деле, за всеми своими размышлениями Арнвальд провел не больше пары минут: в свои годы он уже научился качественно и быстро анализировать ситуацию. И если бы это продлилось немного дольше, кто знает, может, один из потрошителей вышел бы из себя раньше, решив, что этой дыре необходим пьяный дебош?
— А что такое, пушистик, без принуждения женщины на тебя не клюют?
За яростным утробным рыком последовал не менее яростный замах, но Арнвальд был к нему готов, а вот к стулу позади себя — нет. Удар вышел смазанным, и если бы северянин не налетел на предмет интерьера, то и вовсе смог бы избежать его. Левое плечо прошило тупой болью, но Арнвальду некогда было думать об этом — теперь уже замахивался он. Его удар вышел удачнее: потрошитель пошатнулся, ошалело вертя головой, словно не веря, что пропустил подачу, а на его скуле расцвело красное пятно. Вместе с тем нордлинг почувствовал прилив адреналина и веселости, которая была совершенно не к месту — и уж точно не после того, как побитый зверь решил обратиться. Со всех сторон таверны послышались возгласы, где-то удивленные, а где-то они были полны возмущения: не каждый будет рад, если за ужином вдруг обнаружится выведенный из равновесия волк. С выдохом сквозь зубы Арнвальд радостно отметил, что потрошитель все-таки обращенный, но минусом стал их все еще равный рост, что давало сопернику некоторое преимущество — теперь он еще больше раздался в плечах, и когтями мог кого-нибудь покалечить. Судя по приглушенному писку из-за спины зверя, так подумал не только он: девчонка с ужасом в огромных глазах — а теперь Арнвальд понял, что они действительно большие, словно она вечно удивляется, — смотрела на лапу, находящуюся теперь в нескольких сантиметрах от ее лица.
Заминки, в которую потрошитель обращался, нордлингу хватило для оценки ситуации, а заодно и для того, чтобы выхватить кинжал и принять боевую стойку. И хоть он не был сильно хорош в кулачных боях, да и кинжалом этим пользовался в основном для нарезания мяса (знал бы отец, как распоряжаются его подарком), общая физическая подготовка все еще была на высоте, даже несмотря на возраст. Рывок в сторону, чтобы увести потрошителя подальше от девицы, и удар — судя по рыку, Арнвальд все-таки задел мягкую ткань, но смотреть было некогда — последовал ответный замах лапы, пролетевшей буквально в нескольких сантиметрах от лица. Нет уж, приятель, шрамов на нем достаточно. Но пока нордлинг замахивался, зверь второй лапой, будто он чертова мельница, отправил его в полет. Приземлился Арнвальд на стол, чувствуя спиной влагу, видимо, от напитка, и некстати думая об испорченной рубашке, и едва не застонал от режущей боли в области ребра — не нужно было смотреть, чтобы понять, что потрошитель попал. Глядя перед собой и видя приближающегося противника, нордлинг понимал, что не успевает подняться на ноги и вновь вернуть себе удобное для драки положение. Ему нужна фора.
Протянув руку в сторону и схватив первый попавшийся предмет, которым оказался яркий мандарин, Арнвальд бросил его в морду зверя, так кстати попадая тому в глаз и давая себе возможность спрыгнуть со стола и снова занять вертикальное положение. Разминка на этом закончилась. Удары сыпались с обеих сторон, слышались хрипы — Арнвальда, который уже начал исчерпывать силы, открытые вторым дыханием, и утробное рычание — зверя, который не понимал, почему человек до сих пор не сдался. Но это был не тот случай, когда нордлинг бы отступил (и поступил бы мудро): победив, потрошитель определенно заберет девчонку, и после шоу к нему точно никто не сунется, чтобы защитить ее. И, вспоминая эти влажные глаза с поволокой, Арнвальд не собирался сдаваться. Послышался очередной удар, за ним — звон посуды и грохот падающего стола, и вот потрошитель поднимается с пола, яростно отряхиваясь. Нордлинг отстраненно думает, что владелец сдерет бешеную неустойку за погром, но все мысли вылетают из его головы, когда зверь бросается на него, и вместе они летят на пол. Арнвальду везет только в одном — стремясь оторвать ему башку, потрошитель тем самым спасает ее от соприкосновения с полом.
В следующий миг происходит две вещи: нордлинг одним взмахом кинжала лишает зверя уха, а тот — широким росчерком когтей оставляет глубокую рану на левом глазу северянина. Видимо, они оба, лишившись сил, решили заканчивать бой, но судьба решила и здесь поиздеваться, не дав ни одному из них уйти достойно. Дальнейшие секунды пролетели в тумане: кричали они оба — Арнвальд и потрошитель, вернувшийся в свою человеческую форму, а затем северянин действительно почувствовал ее — боль. Настолько адскую, что кровоточащая рана на ребре показалась покалыванием. И последнее, что видел Арнвальд, перед тем, как потерять сознание от боли — карие глаза с янтарным отливом.
Отредактировано Арнвальд (17.12.2019 02:49)
